Огненная звезда и магический меч Рёнгвальда
Шрифт:
Всеведа взяла его за руку и вывела в другой конец длинного коридора на открытую галерею, откуда открывался вид на двор и на ворота. На галерее никого не было, кроме рыже-белой кошки, животного, редкого в домах русов, но обычного и даже почитаемого в урманских домах. Люди во дворе не слышали русов, и разговаривать можно было спокойно.
– Что-то случилось? – спросил сотник.
– Я Заряну сон-травой напоила. Прямо у забора собрала и заварила в чашке. Теперь она дня два спать будет. После всех переживаний ей отдохнуть нужно.
– Это хорошо,
– Конечно, не поэтому, – согласилась мать. – Я сначала просто уложила, без травы. Она спать и без того хотела. А в постель уже так долго не ложилась. Мы в башне на холодном полу сидели. В сырости и гнили. Спали, друг к другу прижавшись. До этого в лодке в сырости. Промерзали и промокали в шторм, и укрыться было нечем. А тут – и тепло, и постель. Я даже окно открыла. Ветерок, хоть и не с моря, но прохладный пошел. Я и сказала, чтобы она укрылась. И вовремя обернулась…
– И что?
– И увидела…
Всеведа замолчала, не зная, как объяснить, что произошло.
– Что увидела? – настаивал он.
– В кровати в ногах медвежья полость лежала. Заряна глаза приоткрыла, на полость посмотрела, и та сама, без ее помощи поднялась и укрыла ее. Она одной мыслью, одной верой в то, что она это сделает, делает… И так может сделать все, что хочет.
– Значит, она…
– Значит, она – Хозяин…
Совсем другой поступью, не так, как сотник, прошел по коридору неслышимый и вышел к мужу с женой маленький домовушка Извеча.
– А кто такой Хозяин? – спросил он. – И хозяин чего?
– Ты видел, как Заряна взглядом медвежью полость подняла? – спросил сотник.
– Я, дядюшка Овсень, не смотрел, но, если укрыта, значит, подняла. Она всегда так делает. Посмотрит на что-то, и это к ней в руки идет.
– И дома еще? – спросила Всеведа.
– И дома тоже…
– Как же мы не видели?
– А при вас она так не делала. Боялась, что ленивой назовете. Я тоже ее ленивицей дразнил, она обижалась… А что, другие люди так разве не могут?
Овсень переглянулся с Всеведой.
– Значит, так… – сказала она. – А я-то думала, как быстро Заряна учится у меня. Я заклинания читала, Заряна повторяла. И все получалось. Оказывается, заклинания и не нужны были. Она своей мыслью печати ставила. Хотя могла и не ставить. Сварог милость к ней проявил, не дав познать своих сил. Если бы она знала, она уничтожила бы колдуна.
– Может быть, хорошо бы сделала…
Всеведа глянула хмуро.
– Хорошо его уничтожить, с этим я соглашусь. Но при этом наша девочка стала бы в какой-то своей части самим Гунналугом, потому что забрала бы у него и дурные, и хорошие свойства. И поняла бы уже, что она в состоянии делать. И это было бы только началом…
– Но здесь есть и хорошая сторона, – напомнил Овсень. – Наверное, она сможет и Добряну вернуть в прежний облик? И с тебя эту противную сеть Гунналуга снять…
Всеведа думала недолго.
– Сможет наверняка. Если захочет, то сможет. Но это уже даст ей толчок, который
– Она добрая… – не согласился Овсень. – Она не может быть угрозой всем и всему…
– Дело здесь не в доброте. Дело в вере. Если она поверит, что умеет материализовывать свою мысль, жди беды…
– Не понимаю… – пожал плечами сотник.
– Если она пойдет, скажем, по улице, а навстречу ей побежит собака, и она подумает, что собака может ее укусить, собака ее обязательно укусит. Если она, разжигая печь, подумает о пожаре, дом обязательно сгорит. Если она, отправляясь с нами в плавание домой, в шторм подумает, что ладья может утонуть, ладья утонет. Главное, чтобы она сконцентрированно думала.
– Это как?
– То есть думала только об одном, упорно, и не допускала в голову другие мысли. Ни одной посторонней мысли. Пока у нее это интуитивно получается. В полусне других мыслей, кроме медвежьей полости, не было. Среди людей, среди шума других мыслей много. Она еще концентрироваться не умеет. Иногда только получается. Например, от испуга. А если научится, это станет привычкой. Она будет все делать, не задумываясь, без старания. И все будет получаться. Поверит, что гора может перейти через море, и гора перейдет.
Овсень на это только головой покачал.
– И что же делать?
– Не давать ей повода думать, что она на что-то способна. Больше ничего не сделаешь. Не подпускать ее к ситуациям, когда она что-то должна решать.
– Можно еще ее силы печатью запечатать… – сказал вдруг Извеча.
Всеведа с Овсенем замолчали.
– Можно? – спросил Овсень у жены.
– Наверное, можно… Но кто такую печать сделает, что сдержит силы Хозяина… Как мне нужна сейчас моя книга! Больше, чем колдуну нужна!
– Извеча… – позвал сотник.
– Слушаю, дядюшка Овсень.
– Ты должен беречь себя. Ты сейчас один остался, кто держит всю книгу в голове…
– А дома мы вместе с тобой напишем ее заново, – сказала Всеведа.
– Конечно, напишем, тетушка, – согласился добрый домовушка…
Дварфы пришли, как и обещали, ночью, уже в темноте. Вечером все улеглись спать рано, понимая, что ночью выспаться не удастся, поскольку ночью будет проходить основная подготовка к собранию бондов. Кроме того, на ночь были намечены имитация пожара и разведка в места, где, по сообщению Гунналуга, содержали ярла Фраварада и пленных русов. Ночью же решено было выставить подвижные посты вокруг имения, чтобы никто посторонний не приблизился к дворовому частоколу и не смог разобрать, действительный пожар бушует в доме или только во дворе горит большой костер.