Огненная звезда и магический меч Рёнгвальда
Шрифт:
Наконец, и Овсень оказался на берегу.
– Все нормально?
– Нормально. Вас заждались…
– Что за драккар был?
– Из Дома Синего Ворона. Ищут конунга Ансгара. Желают с ним поговорить.
– Так и спрашивали – конунга? Или просто Ансгара? Может, ярла Ансгара?
– Нет – конунга… Точно…
– Это что-то новое. Смеян где?
– Спит после камлания. Утомился…
– Я иду, иду… – раздался откуда-то из трюма высокий голос шамана. – Смеян уже выспался… Иду…
Он появился на палубе, осмотрелся, потом быстро, сильно косолапя, пробежал по трапу и потрепал Улича по широкой морде, боком мимо Овсеня продвинулся, сразу подошел к Всеведе и взял ее руку в свои ладони.
– Я рад, что все так
– Что Гунналуг? – сразу спросила Всеведа, не желающая откладывать разговор.
– Он уже почти никто. Он совсем обессилел и никак не может подпитаться. И не может понять, что с ним случилось. И ничего сотворить не может, кроме своих треугольников. Только от них помощи никакой…
– Ты видел у него старуху?
– Старуха на первом этаже живет. Я мышью через ее комнату проходил. Она делает порошок для треугольников.
– Она сильная колдунья? – Всеведа спрашивала так серьезно, что с лица радостного шамана сошла улыбка.
Смеян пожал плечами.
– Мне трудно сказать. Большой силы от нее, как от Гунналуга раньше, не ощущается, но если делает магический порошок, то, наверное, что-то умеет… Треугольники не всем подчиняются, ты же, наверное, знаешь, хотя с ними не работаешь…
– Мне не подчиняются, – призналась Всеведа. – Я не умею делать порошок.
– А мне подчиняются… – с улыбкой сказала вдруг оказавшаяся рядом Заряна.
– Заряна видела сдвоенный шестиугольной звездой магический огненный треугольник и в нем лицо старухи… – сумрачно сообщила Всеведа.
– Ой-ей… – Шаман даже на шаг отступил и посмотрел на Заряну чуть не с испугом.
Но испуг самой Заряны, проявившийся в момент встречи с треугольниками, уже прошел, и девочка радостно улыбалась, не замечая обеспокоенности взрослых. И уже отошла от родителей, забираясь по трапу вслед за Добряной на палубу ладьи.
Овсень, который за время, прошедшее после сожжения Куделькиного острога, лучше узнал Смеяна и сумел оценить его способности, как ни странно, чуть не выше, чем способности собственной жены, которая их никогда не демонстрировала, смотрел на шамана вопросительно. Он ожидал оценки события, которое Всеведа восприняла настолько серьезно, со стороны Смеяна. Но тот разговаривать громко не пожелал, стал едва слышно что-то обсуждать с Всеведой, и сотнику показалось неудобным приблизиться, чтобы слышать разговор. Это походило бы на подслушивание, а подслушивать можно только врагов.
Говорила больше Всеведа. Шаман слушал и с какими-то восклицаниями головой качал. Потом Всеведа задала вопрос, и Смеян ответил. И на его ответ уже Всеведа головой качала. Овсень собрался уже отъехать, чтобы проследить за погрузкой на ладьи, которой командовали кормчие, но жена позвала его. Пришлось развернуть Улича.
– Мы со Смеяном посоветовались, – сказала Всеведа. – Он сейчас камлать хорошо не сможет. Слишком устал от предыдущего, а слабому шаману выходить в верхний мир опасно. Когда сможет, он попробует что-то узнать своими способами. Но ему это тоже опасно, потому я попросила его быть аккуратнее. И тебя попрошу… Заряна, похоже, ничего не понимает и не ощущает. Пусть все идет своим чередом. Я буду незаметно присматриваться. А ты про все забудь. Ты не знаешь, к чему нужно присматриваться, и потому просто забудь. Не надо ее подталкивать ни словом, ни взглядом. Поберечь нам Заряну нужно…
– Я понял, – согласился Овсень. – Но ты от меня ничего не скрывай. Если заметишь что, рассказывай… Эй, Валдай, да выставь ты второй трап, так быстрее дело пойдет… Надо догнать эти драккары… Конунгу лучше общаться с Воронами при нашей поддержке…
В береговом вике к встрече гостей готовились без суеты и основательно. Лучники береговой дружины заняли высокий каменистый берег со стороны Дома Конунга, откуда подходящий драккар был как на ладони, выстроились дугой, прикрываясь большими
По большому счету Ансгару торопиться к берегу было тоже необходимо, но он уже почувствовал себя полноценным конунгом и считал, что берег должен торопиться к нему, и потому пустил коня шагом. Большака вынужден был ехать рядом так же неторопливо, и воины руянской сотни тоже. Но другая часть сотни, что оставалась в Доме, отреагировала, не дожидаясь команды, и строем перекрыла дорогу от фьорда к воротам, что заметили и Ансгар, и сам «большой сотник». И даже Хрольф заметил, пошевелил носом и решил, что ему тоже пора проявлять активность, посмотрел на конунга, показал кивком головы, дождался ответного кивка и почти бегом, что для его лет было нелегко, заспешил к своей дружине, чтобы принять командование.
Драккар не показывал агрессивности. Белый щит по-прежнему красовался на его мачте, а щиты гребцов как висели раньше, так и остались висеть на борту над гребными окнами. Драккар плыл неторопливо, весла едва-едва шевелились, и все это только для того, чтобы дать береговым жителям время подготовиться, и показывая, что не желают выглядеть атакующими агрессорами.
Однако Ансгар миролюбием гостей не проникся и доверия к Гунналугу, которому в отсутствие старшего ярла подчинялся шведский Дом, не испытывал. Он помнил, что к отцу не однажды приезжали и точно так же приплывали в гости и сам старший ярл, и однажды Гунналуг вместе с ним. И драккар тоже нес белый щит. Все проходило мирно, но визит годовой давности, когда старший ярл приплыл вместе с Гунналугом, закончился поломкой клинка меча Рёнгвальда, на который тогда безостановочно смотрел Гунналуг. Так долго и пристально, совсем не мигая, смотрел, что это было всем заметно. И потому Ансгар был готов ждать подлости от колдуна, и в свой адрес направленной. Тем более что, даже не имея прямого личного контакта, они уже начали враждовать загодя. А о поддержке колдуном Дома Синего Ворона ярла Торольфа Одноглазого было известно всем, и ни сам Торольф, ни Гунналуг не скрывали этого. И потому визит драккаров казался странным.
Ансгар с Большакой еще не успели спуститься к берегу, когда драккар воткнулся носом в песок. Моряки сразу выставили трап, и на берег спустился сначала, видимо, кормчий, потом вышел сам Гунналуг, и кормчий поддерживал его за руку, чтобы колдун не упал с трапа. И только вслед за Гунналугом лодку покинули два воина в темных доспехах, но, судя по позолоте на шлемах, не из простых. Скорее всего, это были младшие ярлы Дома Синего Ворона, сопровождающие колдуна в коротком плавании. В глубину берега лодку начали втаскивать только после этого. Выпрыгнули на песок гребцы, ухватились за веревки, потянули, и легкий драккар прочно сел на берег. Так лодки вытягивают только в случае, если стоянка предвидится долгой.
Ансгар по-прежнему сдерживал коня, стремящегося спуститься к песку побыстрее. Ему хотелось заставить Гунналуга ждать себя, и одновременно конунг ломал себе голову вопросом об этом странном визите и о том, чего ему стоит ждать интересного, а чего опасаться. Он уже помнил, что опасаться стоит пристального немигающего взгляда, словно бы остановленного на одной точке. Наверное, Гунналугу не стоило смотреть прямо в глаза. Но, отводя глаза, человек признает свою слабость. И потому Ансгар решил, что взгляд должен отвести колдун, а не конунг. А интересного и уж тем более хорошего ждать не приходилось. Но другого о колдуне Ансгар ничего и не знал, и потому полагался на Большаку, который, как говорил, с колдунами имел дело и смущения перед ними, как и перед всеми другими, никогда не испытывал. Юноша так и сказал «большому сотнику».