Огненные цветы
Шрифт:
– Вижу, отец, чувства юмора ты не потерял, – ухмыльнулся Брайен.
Граф вздрогнул, с трудом приподнялся на локтях и близоруко прищурился.
– Это ты, Брайен? – просто, будто виделись они только вчера, спросил он.
Нынешней ночью время съежилось и годы превратились в дни.
– Да, отец, это я. – Брайен присел на край кровати. – Не напрягайся, лежи.
– Скажешь тоже, лежи, когда любимый сын к тебе пришел! – Он вытянул костлявую руку и прикоснулся к Брайену. – Да, это и впрямь ты. Живой. Знаешь, я никогда не верил этой болтовне, будто
– Неужели тебе хоть на минуту пришло в голову, что мой брат это допустит? – засмеялся Брайен. – Амнистию паршивой овце в стаде?
– Действительно, дурацкий вопрос. Да Роджер скорее голову тебе оторвет и выставит на всеобщее обозрение, насадив на пику. Он ведь не знает, что ты вернулся?
– Понятия не имеет.
– Между прочим, ты мне все еще не сказал, что привело тебя сюда.
– Помимо всего прочего, желание сказать отцу и матери, что я люблю их, что они в сердце моем и памяти всегда и что в тяжкую минуту от этого присутствия становится легче.
– Рад слышать это, сынок. Ну а что еще?
– А еще я приехал за своей любимой женой и дочерью.
Старик снова вздрогнул и слабо ударил в ладоши:
– Видит Бог, я никогда не сомневался, что Сабрина – твой ребенок. В ней так много твоего, хотя чего именно, сказать затрудняюсь. Просто в ней я вижу тебя. Точно так же как некогда видел себя в тебе, и это согревало мое сердце.
– Глазам своим не верю! – негромко проговорила Равена. – Да он уж сколько недель не был в таком ясном уме! И силы откуда-то взялись.
Эти слова не предназначались для ушей больного, но слух у него был острый.
– Ха! Разве не говорил я тебе, девочка, что Бог щедро одаряет тех, кого готов призвать к себе? Так умирать легче. – Граф лукаво взглянул на сына. – Но ведь и это еще не все, верно, Брайен? В Ирландию тебя привело и что-то другое, не только сыновняя, да мужняя, да отцовская любовь?
– Ты прав. Я вернулся заплатить свой долг родине. Слишком много времени я просто баклуши бил. Свобода Ирландии!
Почти прозрачная ладонь слабо легла на его руку, и в этом прикосновении сосредоточились великая человечность и великая любовь – любовь и человечность, разлитые во всем мире.
– Благодарение Богу, ты вернулся домой. Домой.
– Брайену надо еще повидаться с матерью, батюшка, – сказала Равена. – Скоро рассветет, и Роджер может вернуться с минуты на минуту. А вы засыпайте.
– Да-да. – Все еще не отнимая руки у сына, граф закрыл глаза. На губах у него заиграла ангельская улыбка. Ровно дыша, он заснул.
Брайен высвободился и вновь сложил отцу руки на груди.
Равена думала, что, увидев сына, которого больше четверти века считала мертвым, Тереза О’Нил закатит настоящую истерику. Да и Брайен ожидал того же. Тем больше было их удивление, когда выяснилось, что слабая, больная, вечно склонная к ипохондрии женщина наделена,
Разумеется, она расплакалась и принялась гладить сына по лицу, пока он наконец не взмолился:
– Ма, ты же мне всю кожу сдерешь.
– Сынок, милый, ну как ты мог, ведь мы сколько уж лет тебя оплакиваем.
– У меня не было выбора, мама. Меня чуть ли не с овчарками искали и здесь, в Ирландии, и в Штатах. Я – гнилое яблоко, как любил говорить мой брат Роджер.
– Роджер! Роджер! – в отчаянии всплеснула руками Тереза. – О Господи! А ну как он застанет тебя здесь?
– Получит щелчок по носу.
– Как ты можешь так шутить? Да стоит ему только пронюхать, что ты дома, как тебя по рукам-ногам свяжут и в темницу швырнут.
– Вот уж чего бы мне меньше всего хотелось – так это быть связанным. Но не волнуйся, ма. Ухожу. Скоро увидимся, – сказал он, обнимая ее на прощание.
– Не надо рисковать, Брайен. Лучше мне вовсе не видеть тебя, чем увидеть мертвым.
– В следующий раз я буду здесь с благословения королевы Виктории. Меня оправдают.
– Ты действительно веришь в это, Брайен? – спросила Равена, прощаясь с ним у заднего хода.
– Как в то, что вижу тебя сейчас. Такой день придет, это я тебе точно говорю. Быть может, я и не доживу до него, но когда-нибудь Ирландия будет свободной.
Они обнялись и расцеловались. В этом поцелуе не было жаркой страсти – были горечь, и нежность, и тоскливая сладость.
– Любовь моя, – прошептал Брайен.
– Счастье мое. – Равена поцеловала его в шею.
Она долго еще стояла на пороге полуоткрытой двери, глядя, как Брайен широко шагает в сторону садовой аллеи, где была привязана его лошадь. Но вот он исчез в тени деревьев, и она услышала удаляющийся топот копыт. Равена закрыла дверь и вернулась в дом.
Она поднималась по лестнице, ведущей в большую залу, когда через парадный вход в дом ввалился Роджер. Сапоги его были забрызганы грязью, брюки и рубаха измяты, а левый рукав разорван. Полковничью шляпу с плюмажем Роджер держал под мышкой.
– Что это ты делаешь здесь в такую рань? – резко бросил он.
– Топот копыт почудился, – быстро нашлась Равена, – и я испугалась. Подумала, а вдруг это кто-нибудь из этих бандитов.
– И я, когда подъезжал к дому, тоже что-то в этом роде слышал, – нахмурился Роджер.
– Должно быть, ты спугнул его.
Роджер отстегнул портупею и бросил ее вместе с саблей в ножнах и шляпой на мраморный столик подле двери.
– Мне это не нравится, Равена. Возможно, они выбрали наш дом в качестве ближайшей мишени. Ведь для этих трусливых ублюдков мое имя – что красная тряпка для быка. Надо, чтобы замок охраняли, пока меня здесь не будет.
– Думаешь? А куда это ты собрался, и надолго ли?
– Разведка доносит, что на юге, в графствах Корк, Лимерик и Керри, что-то затевается. Я со своим полком иду на подмогу местному гарнизону. А флот ее величества посылает на усиление береговой охраны еще два военных корабля.