Огненные слёзы
Шрифт:
— Верно, но я хотя бы гуляю один.
Корт опешил. Гадкий червячок страха заскрёб внутренности.
— О чём ты говоришь? — стараясь держать голос холодным, а выражение лица — бесстрастным, переспросил Корт.
Он знал, что они с Ютой не делали ничего предосудительного. Более того, они встретились случайно. Но он так и не рассказал Леде о том, что Юта побывала на его плато, и это делало его лжецом. К тому же придавало их с Ютой случайным невинным встречам совсем иной, какой-то грязный характер. Если Нагир пожелает воспользоваться случаем и расскажет
— О твоих тайных встречах с девушкой-изгоем, — подтверждая его худшие опасения, процедил Нагир.
Корт выпустил воздух сквозь зубы.
— Нет никаких тайных встреч, лишь твоё разыгравшееся воображение. Мы встретились случайно, и я проводил её до дома, вот и всё.
— Посреди ночи? — Нагир поднял бровь в притворном удивлении.
Выражение его лица было неприятным, а то, как он говорил о Юте и их с Кортом прогулке, превращало это во что-то мерзкое и отвратительное.
Корт постарался успокоиться. Давно никому не удавалось так запросто вывести его из себя. Но Нагир слишком хорошо его знал. Он прекрасно представлял, куда надо бить, чтобы причинить Корту боль.
— Ей не спалось, как и мне. Если ты забыл, сегодня проводился ритуал милосердия для гурнаса, с которым и я, и Юта были хорошо знакомы. Может, для тебя это и новость, но смерть кого-то близкого может выбить из колеи.
Не было никакой причины для того, чтобы Корт оправдывался перед этим человеком. Он делал это почти неосознанно, по старой привычке, будто Нагир в самом деле мог понять и разделить его чувства. Иногда Корту не хватало того человека, каким Нагир когда-то был. Не хватало близкого друга, с которым он мог делиться самыми тайными мыслями и переживаниями, зная, что тот поймёт его чувства и не осудит.
Корт понимал, что человек, который стоит сейчас перед ним, лишь выглядит, как Нагир из его воспоминаний, но на самом деле это уже кто-то совсем другой. Но какая-то нерациональная, глупая часть Корта по-прежнему продолжала говорить с ним. Продолжала вести себя так, будто ничего не случилось, и прежний Нагир всё ещё здесь, готовый выслушать и помочь.
— Так или иначе, но ты проводишь с ней слишком много времени.
Корту показалось, что его слова заставили лицо Нагира дрогнуть. Всего на краткий миг он подумал, что пробился к нему, но черты атлурга тут же исказила новая презрительная гримаса.
— Я просто чувствую себя ответственным за неё, вот и всё, — устало произнёс Корт, не ощущая в себе сил на споры. — Ведь я её спас. И, в конце концов, я — единственный, кто может понять, каково ей сейчас, ведь я тоже — изгой.
— Вот как? — выплюнул Нагир с неожиданной силой и злостью, словно метнул отравленный дротик Корту в грудь. — За пятнадцать лет ты ни разу не вспоминал, что ты изгой. Ты считал себя одним из народа. А тут вдруг вспомнил? И с чего бы? Как только в поселении появилась симпатичная белокожая девчонка. Или то, что Леда вышла за тебя замуж, для тебя больше ничего не значит?!
— Это единственное, что имеет для меня значение. Я люблю Леду так же сильно, как шестнадцать
Нагир не отвечал. На его лице отразилась смесь эмоций из плохо скрытого удивления, какой-то детской обиды и проступившей резким контрастом боли, как будто Корт полоснул по старой, незаживающей ране. Но Корт видел, что в этот раз достучался до мужчины.
— Я ничего не скажу Леде, — наконец процедил Нагир. — Но я делаю это не для тебя, а для неё. Не хочу, чтобы она страдала из-за твоих необдуманных действий. И тебе тоже стоит подумать об этом.
Нагиру с трудом дались эти слова. Он говорил так, будто сам не верил, что совершает что-то подобное. Нагир считал Корта своим смертельным врагом. И всё же сейчас он делал что-то пусть и не для него, но и не против. И это удивляло и злило его самого.
На секунду он заколебался, как будто хотел что-то добавить, но потом резко сорвался с места и, не глядя на Корта, умчался по коридору прочь.
Корт остался в одиночестве, слушая звук собственного дыхания, наблюдая, как потревоженные резким движением пылинки кружатся в воздухе, постепенно успокаиваясь и оседая.
Нагир не всегда был таким. Его изменило до неузнаваемости предательство близкого друга и любимой. Он озлобился, закрылся от мира, спрятал свои чувства под каменным саркофагом.
Но всё же иногда в нём проглядывали черты того человека, каким он когда-то был — открытого, преданного, со спокойными глазами цвета кофейных зёрен. «Его душа так же широка, как и его плечи», — смеясь, говорил про него Корт. Нагир был громким, большим и резким. Он ураганом врывался в любое помещение, как будто собирался брать его штурмом. Нагир много смеялся и перебивал всех без разбора своим раскатистым голосом.
В то время он ещё верил в людей. У него была любимая, и он ничего в жизни не желал больше, чем жениться на ней. Он часто говорил о детях, которые у них будут. Он собирался научить их, как стать настоящими атлургами. А он был настоящим атлургом. Суровым в бою, преданным в любви и надёжным в дружбе. Крепким словно кремень. Тогда Корт думал, что ничто не способно сломить такого человека. Он искренне восхищался Нагиром и любил его.
Ни за что в жизни он не мог бы предположить, что станет тем человеком, который сломает его. Сломает того, ради кого был готов отдать свою жизнь.
И теперь Корт стоял, сжимая в бессильной злобе кулаки, думая о том, что никогда уже не сумеет вернуть того человека. Леда заставила Корта простить себя и оставить всё, как есть. Но годы шли, а Нагир так и оставался лишь блёклой тенью себя прежнего. И как бы Корт ни старался, он не мог не думать о том, что ещё мог сделать, но не сделал, чтобы снова услышать тот раскатистый смех и увидеть мощные, широкие движения человека, не боящегося получить удар в спину от самых близких.
***