Огненный перевал

Самаров Сергей Васильевич

Я специально обострял и напрягал ситуацию, чтобы разозлиться самому.

— А кто имеет причины, чтобы их любить? — ответил он вопросом на вопрос. И тут же показал совсем не церковный интеллект. — А что касается товарища Петерса, то он был даже заочно приговорен в Англии к смертной казни за ограбление почты и убийства. Это до революции было. Вовремя сбежал в Россию. И потом уже, как многие авторитетные уголовники, попал под крылышко к Дзержинскому.

Желая, похоже, вернуть разговор в прежнее русло, Ксения встала, подошла и за спиной у меня остановилась.

В затылок дышала. Я чувствовал, что она готова подтолкнуть меня, готова настаивать, чтобы я решился на этот рискованный шаг.

Я сказал, я предложил, но сам тут же почувствовал всю сложность задуманного. И откуда-то из желудка вдруг потянуло тоской и желанием, чтобы кто-то нашелся, кто стал бы отговаривать меня от этого. А если бы отговаривать начала Ксения, я все готов бы был ей простить, все простить и забыть, и признал бы ее своей женой. Может быть, даже хорошей женой, потому что каждая жена должна беспокоиться за мужа и удерживать его от всяких опасных глупостей.

— И что собой представляет человек в черном костюме? — вместо этого спросила Ксения.

— Он, товарищ капитан, не выглядит робким, — вяло сказал отец Валентин мне, а не ей. — И слабым тоже не выглядит…

— А капитан выглядит робким и слабым? — с вызовом спросила опять же Ксения.

Вот же, вечно лезет туда, куда не надо. С ней демонстративно разговаривать не хотят, а она всегда лезет… А мне после таких слов поздно отступать. Она знает, как меня задеть за живое. Я умею драться, и умею хорошо драться…

— Одному нельзя идти, — решил Соболенко. — Человек в черном тоже наверняка не один будет. Я с вами…

Но во мне уже сработала реакция офицера, старшего здесь по званию, которому решать и распоряжаться ситуацией.

— Нет, Соболенко, ты здесь останешься. Мало ли… Офицер здесь нужен. Я пару солдат с собой возьму. Кто в рукопашке получше?

— Все одинаковы, — ответил солдат, лежащий ко мне спиной, с автоматом, наставленным в сторону поворота тропы. — Можем пограничников поучить.

Я усмехнулся, поскольку в рукопашном бое мог бы с любым спецназовцем посоревноваться.

— Тогда пойдем со мной.

— Я готов, — отозвался солдат.

— Еще кого-нибудь возьми…

Солдат повернулся и сел.

— У нас пара наработанная.

— Как зовут? — спросил я.

— Серега… Рядовой Константинов.

— И ефрейтор Братишкин, — представился другой солдат, сидящий в тени. — Тогда мы, товарищ капитан, заранее выходим. Вы через пять минут за нами. Мы — ползком, вы — открыто. Нас не ищите, не увидите. Но мы рядом, товарищ капитан, будем.

— Годится, — согласился я.

Честно говоря, идти втроем показалось совсем, кажется, не страшным, хотя тоже опасным. Это не одному пытаться провести сложный захват. И я понаслышке знал, что представляют собой в рукопашке солдаты спецназа ГРУ. На них можно положиться, и толку с них может быть больше, чем с пяти лейтенантов Соболенко. На душе стало как-то легче, хотя и не намного…

* * *

Говоря честно,

мне бы очень хотелось, чтобы появился вдруг здесь старший лейтенант Воронцов и остановил действие моего плана. Я замахнулся, не подумав. Но на войне есть принцип — если замахнулся, то следует бить. А Воронцов признаков жизни пока не подавал, хотя по времени пора бы ему было и сюда заглянуть, проверить, как обстоят дела на противоположном фланге, если уж он осуществляет общее командование. Даже обвинить захотелось старшего лейтенанта за такую неторопливую небрежность. Но остановить операцию уже не мог никто, потому что солдаты тихо ушли в темноту, уже полностью вступившую в ущелье. Я глянул на часы, чтобы зафиксировать светящуюся стрелку часов. Осталось пять минут…

Я попытался сосредоточиться и настроиться.

— Ты ему сразу пинка между ног дай, пока он не понял ничего, — стала советовать Ксения. — Он согнется, ты его за шиворот и тащи быстрее.

Вот же дура…

— Ты в конце-то концов уйдешь отсюда или нет? — возмутился я. — Твое место в лагере. Там старший лейтенант Воронцов сейчас будет. Давай дуй туда… Сообщи ему, что мы затеяли…

Она растерялась.

— Я же… Я же подсказываю…

— Я тебе не подсказываю, сколько соли в щи кладут. Уходи, ты мешаешь.

— Как я пойду в темноте? Там все ноги переломаешь.

— Хорошо бы, вместе с шеей. По крайней мере, освободишь меня от обязанности тебя убивать. Убирайся!

Ее мои слова не обидели бы. Она часто слышала что-то подобное и давно привыкла. Ее обидело то, что посмеиваются сидящие рядом солдаты. Только лейтенант Соболенко смущение от сцены испытывал и в землю смотрел, будто ничего не видел и не слышал. Посмешищем Ксения всегда стать боялась. И потому она встала с гордо поднятой головой. При ее врожденной сутулости гордо поднятая голова смотрелась смешно.

— Пошла отсюда, — потребовал я категорично. — Галопом.

Галопом она не умела, но закостыляла все-таки, стараясь всмотреться в тропу и оттого сутулясь еще сильнее.

Я взглянул на часы. Осталось две минуты.

— Автомат дайте, — потребовал я, ни на кого конкретно не глядя.

Лейтенант Соболенко протянул свой.

— Там только половина рожка. Патрон в патроннике. Осторожнее с патронами…

— Гранаты у кого-нибудь есть?

— Единственная, — сказал один из солдат и бросил мне гранату. Я поймал ее на удивление ловко одной свободной рукой и сжал с силой, чтобы почувствовать значительную силу «Ф-1».

— Отец Валентин, — позвал я.

Он встал, но не подошел.

— Я не буду предателем и провокатором. Не волнуйтесь… Я сумею убедить его, что он предатель, а предатель — это не переговорщик.

— С Богом… — священник перекрестил меня, некрещеного.

Шагнув вперед, я выдвинулся за бруствер и сел на него, глаза закрыл. Я не знаю, о чем я думал. Не о том, что будет — это точно. Я старался расслабиться и ни о чем не думать. Потом несколько раз глубоко вздохнул и полностью выдохнул. Это помогло успокоиться.