Огненный шторм
Шрифт:
Матросы кричат Жаку, чтобы он заткнулся. В знак протеста его голос становится только громче:
Вопили на радостях все как один, взяв на буксир добычу, И потрошили дружно кита — таков китобоев обычай. И вот ребята сбыли ворвань, а частью забили в бочки, Полтысячи фунтов — куш такой вряд ли возьмешь в одиночку. [20]Внизу
20
Перевод А. Ефремова.
Ну неужели никто не всадит гарпун в этого визгливого виновника кулинарных катастроф?
Жак делает колоссальный глоток виски. Когда он снова заговаривает, то у него заплетается язык.
— А еще мой дя… дядя Лео, парень. Лихой Лео! Сколотил состояние на добыче голубого тунца, ловил его для япошек. Плавучее золото — вот как Лео его называл!
Один из двух-трех самых быстрых и красивых видов рыб,добавляет Джиско. Японцы называли его «хонмагуро». Считали таким деликатесом, что истребили полностью. Последний кусочек голубого тунца попадет на палочки и в чей-то рот лет через пять.
— А теперь остались только мы с братом Митчем. Он у меня на ярусе работает, не где-нибудь! Бороздит антарктические воды — ловит чилийского каменного окуня!
Он так называет патагонского клыкача. Этот вид вошел в моду в ресторанах и за тридцать лет был полностью истреблен. Нет, я просто ушам своим не верю! Джиско ежится. Семейство этого болвана заслуживает того, чтобы его пустили на ворвань! А ярусы — это же сущий кошмар! Целые мили прочнейшей лески, к которой привязаны крючки с наживкой, — плавают себе в темноте и ловят, опутывают, топят все, что проплывает мимо!
— Хо-хо, бравые охотники на меч-рыбу! — рявкает Жак, и мне становится страшно — вдруг он сейчас опять запоет. — А ведь это Митч научил меня готовить. Варил наш фамильный буйабес, пока доблестные ребята втаскивали на борт свирепую меч-рыбу!
Пока вся меч-рыба не кончилась. Не говоря уже об альбатросах и других морских птицах, которые ныряли за приманкой, попадались на крючки и тонули, и о морских черепахах, которые запутывались в леске и гибли тысячами!
— Но сам я всю жизнь на траулерах — с тех пор, как научился писать стоя! Донная ловля, парень, — это славная жизнь. Весь мир посмотришь. Я даже у Флориды креветку промышлял.
Прекрасные кораллы вида лофелия. Их больше нет.
— Представь себе, я там был, когда эти рифы прочесывали! Ах, парень, донная ловля — это главное чудо рыболовного промысла! Докуда хочешь добираемся! Это традиция моего рода, это соленое семечко, из которого я пророс, и если какой-нибудь ирландский крестьянин, который слаще моркови ничего в жизни не видел, посмеет хвост задирать на гордого лабрадорского кока, я его на ремни порежу, как сделали бы папа и дедуля! Ну ладно, пора на боковую. Завтра тралим девственный риф! Вот это жизнь!
52
Темная ночь. Команда спит.
Ладно, Джиско. Давай выкладывай.
Что?
Почему мы здесь оказались?
Нас занесло штормом.
Ты украл лодчонку. У тебя крупные счеты к траулерам. И ты говоришь, что Пламенник как-то связан с океаном. Это ты все затеял и подстроил, да? Опять старая добрая игра в курицу и яйцо?
Ты мне льстишь. Откуда я знал, что мы не утонем во время шторма? Как я мог предсказать, что нас подберет именно этот траулер?
Не знаю, но я тебе не доверяю.
Возможно, сюда тебя привела сама судьба. Пророчество, что только ты сможешь спасти будущее. Непосредственно перед Переломом ничто не приносило океану больше вреда, нежели донная ловля. Логично, что судьба привела тебя именно на донный траулер.
А почему не на сейнер? Не на китобоец? Я только что выслушал твои проклятия в адрес самых разных рыболовных судов. Что такого особенно ужасного в траулерах?
Кого-то тут, помнится, тошнило от прилова…
Да, сегодня не самый приятный день. Но людям надо что-то есть. А ты, по-моему, считаешь, будто всякое рыболовство — это зло.
Нет. Не так. Все дело в методах.
Извини, Верховный Пес, я пытаюсь раскрыть сознание навстречу твоей пророческой мудрости, но мне что-то не верится, что толика человеческой изобретательности в применении к методам рыбной ловли оказала на мир такое роковое воздействие. Сети побольше? Лески подлиннее? Локаторы получше? Неужели это сыграло такую уж важную роль в общем порядке вещей?
В рыболовстве как таковом ничего плохого нет. Люди ловили рыбу тысячи лет. При этом они всегда думали, будто океаны бездонны, а запасы рыбы в них неисчерпаемы. Пока использовались примитивные методы ловли, так оно, конечно, и было. Но методы все совершенствовались. И лески становились длиннее, и сети больше, и поиски рыбы велись все точнее. Землю назвали Землей по ошибке — из космоса видно голубую планету океанов. Перелом тесно связан с опустошением этих океанов.
Лежу и пытаюсь все это усвоить. То, как Джиско это говорит, как он это объявляет — словно смертный приговор. То, как его большие, влажные, измученные глаза обводили палубу во время ловли. Лицо Эко в лунном свете на крыше. Глаза морской черепахи, которую я волочил по палубе.
Меня начинает здорово мучить совесть, хотя ничего плохого я не делал. Как будто я причастен к чему-то, чего я не одобряю, более того — к чему-то ужасному.
Но как же мне быть?
Каюта битком набита спящими рыбаками. Из самых разных стран. Никто из них не хочет губить мир. Они просто зарабатывают себе на хлеб. Надо мной храпит Жак. Кок на рыболовных судах в третьем поколении. Не слишком симпатичный человек, но на разрушителя миров не тянет.
А Джиско говорит, что это они во всем виноваты. Мы во всем виноваты. Я во всем виноват. И Эко тоже так думала — в каком-то смысле. Я помню, как она горевала. Как мучилась угрызениями совести. Как гневалась.