Огнепоклонники

Сидхва Бапси

Свадебная церемония происходила на разубранной цветами сцене, а в зале присутствовало пять тысяч гостей. Тани в белом сари, густо расшитом жемчугом и серебром, скромно сидела на резном стуле. На таком же стуле сидел и Билли в белых одеждах и высоченном темном тюрбане. Два жреца с пением гимнов осыпали новобрачных рисом, кусочками кокоса и розовыми лепестками. За стулом Билли стояли Фаредун и Путли, за стулом Тани — ее родители.

Старший жрец задал вопрос:

— Согласны ли вы взять своему сыну в жены девицу по имени Тани по обычаю и обряду тех, кто следует

путем Ормузда, и обещаете ли вы заплатить за нее две тысячи дирхемов чистого белого серебра и два золотых динара нишапурской чеканки?

— Да, — ответили Фаредун и Путли.

— Согласны ли вы и ваша семья с чистым сердцем и с праведными помыслами, словами и деяниями во славу истинной веры навеки отдать упомянутую девицу Бехраму?

— Да, — ответили родители Тани.

Тогда жрец задал вопрос брачующимся:

— Вступаете ли вы в брак с чистыми помыслами, принимая обет быть вместе, пока смерть не разлучит вас?

— Да, — в один голос ответили Билли и Тани.

Жрец призвал благословение господне на молодую пару и наставил их заботиться друг о друге.

Новобрачных завалили цветочными гирляндами, задарили тысячами конвертиков с деньгами.

Это была незабываемая свадьба, люди годами вспоминали ее. Говорили, что в отеле «Тадж-махал» пришлось вырубить живые изгороди, чтобы разместить многочисленные экипажи и лимузины. В банкетных и бальных залах сделали дополнительные двери, чтобы обслужить такую уйму гостей. Цветы на свадьбу выписали из Бангалора и Хайдарабада, сыр из Сурата, черную икру доставили с Персидского залива. На стол были поданы омары, дикие утки и вепри. На каждого гостя пришлось по бутылке шотландского виски и по бутылке бургундского. За отелем дежурили машины «скорой помощи» с включенными моторами — на случай, если придется развозить по домам и по больницам опившихся и объевшихся гостей. Двести зороастрийских семей из квартала, построенного на благотворительные средства, получили по мешку муки и чечевицы, по десятифунтовой банке очищенного масла и по коробке сладостей. Играли полицейский оркестр, флотский оркестр, танцевальный оркестр — и еще один, исполнявший камерную музыку. Выступали знаменитые певцы.

Свадьба продолжалась до зари, но молодожены ушли в десять. Они переоделись, собрали необходимые вещи и отправились на вокзал. Их провожали только ближайшие родственники. Когда поезд уже трогался, кто-то сунул Тани пухлую пачку поздравительных телеграмм.

Тани и Билли махали платками, пока вокзал не скрылся из виду. После этого Тани, высунувшаяся чуть не по пояс в окно, задернула штору, утерла слезинку и села на диван. Билли уселся рядом.

— Вот так! — сказал он безо всякого смысла.

Поезд прогремел по стрелке, и Тани осознала, что началось ее свадебное путешествие. Все было новым, непривычным — поездка, муж, роскошь тесного купе. Тани вскочила на ноги, с восторгом стала проверять, как включаются лампы и вентиляторы, разбираться во всяких вагонных штучках, которые выдвигались или защелкивались. Откинула складной столик, вставила стакан в специальное гнездо, взялась распаковывать

необходимые в дороге вещи. Смеясь и без умолку болтая, Тани доставала из чемодана и передавала Билли туалетные принадлежности. Билли относил их в туалет, выскакивал обратно в купе, натыкался в тесноте на Тани и с серьезным видом извинялся всякий раз, касаясь ее божественной плоти.

Наконец полотенца, стаканы, мыльницы и зубные щетки были аккуратно разложены по местам в туалете, постели — одна над другой — были застланы простынями, двери заперты, на окне спущены жалюзи.

Билли и Тани занялись чтением поздравительных телеграмм. Билли очень растрогало поздравление от старика Харилала; его длинная телеграмма заканчивалась пылким «и пусть бог дарует вам сына при первой возможности». Другая телеграмма развеселила их; ее прислал Бхагвандас, бухгалтер, которого Билли нанял год назад. Бхагвандас писал: «Я обмираю от счастья, что хозяин возвращается парой».

Телеграммы были прочитаны. Перечитаны еще раз. Что дальше?

Билли занервничал. Предстояло сделать дело, дело, символика которого превращала его почти в обряд, а Билли понятия не имел, с чего начать.

Он попробовал, удобно ли спать на верхней полке, смяв при этом свежие простыни. Спрыгнул вниз, ловко избежав столкновения с головой Тани, потянулся и преувеличенно громко зевнул, испустив нечто вроде львиного рыка. Тани насмешила и гримаса, которую он скорчил, и рычание; она бросила в него пижамой и весело скомандовала:

— Быстро в туалет переодеваться! И не забудь запереть дверь изнутри!

Через некоторое время Билли вышел — серьезный и смущенный, переодетый в хрусткую новенькую пижаму, двигающийся так, будто в его руках и ногах больше сочленений, чем положено по норме. Непомерно длинные рукава с тремя глубокими складками от утюга, на штанах не успела расправиться морщина, перерезавшая их по диагонали, — так и казалось, что у Билли на ляжке есть дополнительное колено, а щиколотка расположена на месте икроножной мышцы.

Однако Тани не засмеялась. Ситуация была чересчур значительна, а что она должна значить, Тани не знала. К тому же Тани любила мужа. Поэтому она просто сидела, опустив глаза, скромно сложив руки на коленях.

Билли с трудом оторвал глаза от глубокого выреза ее ночной сорочки. Ему не хотелось, чтоб Тани видела, куда он смотрит, а не смотреть он уже не мог.

Билли снял очки.

Тани вскочила и протиснулась мимо мужа в туалет:

— Теперь моя очередь умываться!

Кружева на ее груди колыхнулись, как одуванчиковый пух.

Глава 38

Их медовый месяц в Симле подошел к концу.

Билли стоял, опершись локтем о конторку портье и подняв очки на лоб, отчего его глаза вдруг стали какими-то голыми, один за другим внимательно изучал счета.

— Кофе мы заказывали два раза. Я помню. А тут указано — три.

Портье с трудом оторвал глаза от Таниной груди и мечтательно уставился на Билли.

— Я говорю: кофе заказывали два раза, а вы с нас хотите получить за три. С какой стати?