Огни на Эльбе
Шрифт:
Франц по-прежнему избегал ее, и Лили это устраивало. Сталкиваясь в коридорах, они молча проходили мимо друг друга, и только в присутствии родителей изображали прохладную учтивость.
Лили изо всех сил старалась поддерживать иллюзию благополучной семейной жизни. Дома у нее почти получалось. Но за пределами дома все летело в тартарары. Их никуда не приглашали и никто не заходил, как прежде, на чашечку чая. Лили перестала ходить в институт и на уроки танцев. Она посвящала все свое время работе, все глубже погружаясь в тему проституции и читая все, что попадалось под руку. Однажды, когда она решилась прийти на встречу читательского
Они так и не навестили Михеля, и Лили уже начала думать, что этого никогда не произойдет. Из приюта регулярно приходили письма с отчетами о его успехах, но преувеличенно бодрый тон этих описаний заставлял Лили сомневаться в их правдивости. Возможно, она просто не хотела верить в то, что Михель может быть счастлив без нее.
Она виделась с Йо так часто, как только могла. Они встречались в ее маленькой чердачной каморке и при свете камина часами занимались любовью на влажных простынях, которые Лили теперь предпочитала выглаженным и накрахмаленным, которыми была застелена ее кровать на вилле. Всякий раз, когда, открывая дверь, она видела на лестничной клетке Йо, который с широкой улыбкой заключал ее в объятия, она чувствовала себя как дома. Часы, которые они проводили вместе, снова стали для них единственным глотком воздуха среди удушливых будней.
Лили не оставляла и Зеду, которая с каждым днем становилась все круглее и все больше беспокоилась о будущем. Лили удалось немного облегчить ее бремя – она заставила Франца заплатить девушке внушительную сумму, пригрозив рассказать все Розвите. Теперь Зеда, которой после родов предстояло покинуть приют, могла спокойно подыскать себе жилье.
В один из апрельских дней, когда деревья, наконец, зазеленели и на тротуары посыпался белый, как снег, тополиный пух, Лили стояла у дверей внушительного здания «Баркхофа», одного из самых процветающих борделей города, и, нервно переминаясь с ноги на ногу, ждала одну из местных работниц, у которой ей предстояло взять интервью.
Внезапно дверь распахнулась, и из заведения вышел мужчина. Поправив сюртук, он воровато огляделся по сторонам. Было утро, и, не считая Лили, переулок был пуст, так что их столкновение было неизбежным. Поймав на себе ее взгляд, мужчина вздрогнул.
– Герр Олькерт? – изумленно выпалила Лили.
Он посмотрел на нее так, словно увидел привидение. Потом быстрыми шагами подошел к ней.
– Что вы здесь делаете? – выкрикнул он взволнованно и вместе с тем злобно. Было ясно, что он чувствует себя так, как будто его взяли с поличным.
Лили инстинктивно сделала шаг назад, но затем опомнилась и гордо подняла голову.
– Пишу статью. Для газеты. О женщинах, которых эксплуатируют в домах, подобных этому, – резко сказала она.
Людвиг Олькерт изумленно
– Я всегда знал, что с тобой что-то не так! – прошипел он. – Дерзкая, бесцеремонная девчонка! По твоей вине на семью обрушилось бремя позора. Ничуть не удивлен встретить тебя здесь.
Лили не стала отвечать и вместо этого вытащила блокнот.
– А я как раз очень удивлена, – ответила она. – Могу я задать вам пару вопросов? Это пошло бы на пользу моему исследованию. Или вы не хотите, чтобы в обществе знали, что вы посещаете публичные дома?
Людвиг Олькерт какое-то время недоуменно смотрел на нее. А затем выбил блокнот у нее из рук, и тот упал в грязь. Но прежде, чем Лили успела наклониться, чтобы его поднять, он метнулся вперед и схватил ее за шею. Прижав девушку к стене и перекрыв ей доступ к кислороду, он прошипел:
– Слушай сюда, маленькая паршивка. – Он был так близко к ней, что Лили могла почувствовать на себе его зловонное дыхание. – Ты не видела меня здесь, ясно?
Даже несмотря на то, что он был выше нее почти на две головы и его руки больно сжимали ей шею, она прохрипела:
– Или что?
Олькерт замер. Внезапно в его глазах появилось выражение, от которого у нее по спине пробежали мурашки. Все еще прижимая ее к стене, он, казалось, раздумывал.
– Или твоя семья узнает, кого они на самом деле должны благодарить за то, что им пришлось отдать сына в приют, – сказал он затем так тихо, что сперва Лили подумала, что ослышалась.
– Что? – выдохнула она, словно он только что ударил ее под дых.
Он торжествующе усмехнулся.
– Ты все правильно поняла. Нужно было держать язык за зубами.
Перед глазами Лили все поплыло. Если бы Олькерт по-прежнему не держал ее, она рухнула бы как подкошенная.
– Но как… – выдохнула она, хотя и отлично поняла, что он имел в виду. Она просто не могла в это поверить. – Он работает на вас…
Олькерт холодно улыбнулся.
– Совершенно верно. И он все мне рассказывает. С кем ты встречаешься, где живешь, что ешь и о чем пишешь.
Когда он отпустил ее, она скорчилась от рвотных позывов. Она почти задыхалась – так сильно он сдавил ее горло. Потеряв опору, она бессильно упала на колени.
Олькерт какое-то время молча смотрел на нее сверху вниз. Его взгляд был проницательным, но лишенным даже проблеска сочувствия.
– Чтобы ни слова. Никому. Иначе твои родители узнают, кто на самом деле виновник их бед. Помни, мне не составит труда усугубить ваше положение.
Затем он повернулся и быстрым шагом пошел прочь.
По затылку Лили струился холодный пот. Внезапно желудок болезненно сжался, и ее вырвало прямо посреди улицы. Отплевываясь и тяжело дыша, она села и обтерла рот дрожащей рукой. Ее глаза потемнели от гнева.
Поймав пролетку, она отправилась в гавань и всю дорогу смотрела в окно, ничего не видя и сжимая руки до боли в пальцах. Ее по-прежнему ужасно тошнило. Мысли крутились по кругу: «Этого не может быть, это неправда, я не верю, должно быть какое-то объяснение». Она не знала точного местонахождения Йо, но наугад поехала в сторону складов, где находилась его контора. Когда она шла мимо рабочих, ее преследовали взгляды и шепотки, мужчины выкрикивали ей вслед непристойности, а кто-то даже пытался ее удержать. Но Лили спокойно прошла мимо, словно их там не было.