Огонь для Проклятого
Шрифт:
— Почему я не удивлен? — усмехается Кел. — Так и знай, Хёдд, ты сильно меня разочаровала.
Интересно, он сам замечает, что в его тоне как такового нет обвинения? Впрочем, я не для того пошла с ним, чтобы в чем-то очаровывать. Хотя, отлично понимаю, что в собственной душе уже ворочается червяк сомнений, что, если Магн'нус действительно имеет отношение к эпидемии Лесной Гавани, то Император Эр его обязательно снимет, а тогда, быть может…
Даже головой мотаю, чтобы выбросить это из головы. Нет! Не сейчас. И вообще никогда по
— Я должна увидеть. Должна убедиться.
Чернокнижник выразительно кивает на фонарь — и я беру его в руку.
— Хотя бы отойди подальше. Возможно, ты забыла, но наверху тебя ждет наш сын.
Он не ждет моей реакции, а снимает амулет и зажимает его в руке, идет прочь, к полупритопленной тропинке, ведущей к насосной станции.
Первый порыв — пристроиться за ним, но он прав, чтоб его разорвало! Какая от меня польза в борьбе с тем, чего я даже не понимаю? А мешаться под руками — последнее дело. Кел может быть сколько угодно заносчивым засранцем, но умнее его я никого не знаю.
Медленно смещаюсь, ни на мгновение не теряя его из виду.
У него все получится!
Это ведь всего лишь живые корни.
Глава сорок шестая: Хёдд
Кел не доходит до станции шагов пятнадцать, останавливается, выставив перед собой амулет.
Я не знаю, что он делает, потому что он ничего не говорит, не совершает никаких движений. Просто замер. Но что-то все же происходит.
Потому что корни вокруг меня вдруг начинают судорожно подергиваться, извиваются, как будто от боли. Пузырей на поверхности воды становится больше, гораздо больше. Они лопаются и выпускают все новые порции пара, который начинает расползаться в стороны, стирая границы между водой и берегом.
А потом откуда-то из глубины останков станции раздается протяжное завывание. Гул от работающих машин, качающих воды, замедляется, а затем и вовсе смолкает.
Вой поднимается под потолок, раскалывается на сотню отголосков и опускается обратно. Этого не может быть, но я как будто физически чувствую каждый отголосок, что царапает кожу на лице, проникает в глаза, в уши. Морщусь и щурюсь, провожу рукой по лицу, стараясь смахнуть с него невидимые иглы.
Свечение, исходящее от амулета Кел'исса, вспыхивает настолько густо и ярко, что за ним почти не видно очертаний насосной станции.
Вода в озере буквально вскипает, вверх устремляются настоящие гейзеры, бьют на высоту гораздо выше человеческого роста. В несколько мгновений воздух в пещере становится горячим, хотя озеро всегда питалось только холодными ключами, и даже жарким летом вода в нем оставалась ледяной, что стыли зубы.
И вдруг свечение вокруг Кела начинает тускнеть. Какое-то время оно еще пульсирует, то набирая силу, то сходя почти на нет. Но чем дольше, тем длиннее становятся эти пульсации, тем к менее
И тело самого чернокнижника дергается. Резко, как будто от чьего-то удара, подгибается правая нога — и Кел присаживается на одно колено. Невидимый удар в левое плечо, затем в голову, которую отбрасывает назад так сильно, как будто напрочь переломаны шейные позвонки.
Кем бы или чем бы ни была та дрянь, что засела в развалинах насосной станции — она сопротивляется.
А вот протяжное завывание под сводами пещеры становится лишь сильнее, набирает силу, полосует по коже с такой яростью, что вдруг понимаю, что те капли, что бегут с моего подбородка вниз, не прозрачны, а окрашены алым.
Снова провожу ладонью по лицу — она вся красная. Мне нужно бежать, нужно спасаться!
Именно этого хотел Кел и именно об этом меня предупреждал, когда брал обещание не рисковать собой.
И я бегу.
Само собой, не к выходу. Я не могу оставить его здесь одного. Единожды он уже пожертвовал собой, когда отослал прочь всех, кто хотя бы потенциально мог ему помочь. Мне все равно, насколько он высокомерен и зачем выбирает слова, разрывающие мое сердце. Сейчас он борется не ради себя, он борется ради моего народа, пусть никогда в этом и не признается.
Под ногами в агонизирующих судорогах корчатся корни, норовя сбить меня с ног. И им это почти удается — увернуться от них невозможно, но возможно хотя бы предвидеть удар и сгруппироваться. Я падаю, перекатываюсь вперед, снова вскакиваю и бегу. Они атакуют снова и снова, их отростки поднимаются в воздух и хлещут, точно кнуты.
Стискиваю зубы и дергаюсь, когда опускаются мне на спину и плечи.
Плевать, не так уж и больно. Разве что в местах ударов растекается колючее жжение — ничего, терпимо.
Добираюсь до скукожившегося Кел'исса, обхватываю его за плечи и пытаюсь оттянуть назад. Он вообще неподъёмный. Да, я не обладательница сколько-нибудь значительной силы, но хотя бы покачнуть его должна бы. Но нет.
— Кел! — падаю перед ним на колени, обхватываю руками за лицо и ору во весь голос. — Очнись!
Он не бледен — он пепельно-серый, а глаза, раскрытые настежь, полностью черны.
Я даже не знаю, жив ли он.
Только почти погасший в его руках амулет все еще слабо пульсирует, точно в такт замедляющимся ударам сердца… А если и правда в такт?
Значит, жив!
— Кел!
Хлещу его по лицу, но толка нет никакого.
А потом, когда снова пытаюсь перехватить его, случайно задеваю за амулет.
Это как будто рухнуть в бездонную пропасть, как будто попытаться преодолеть ледяную бурю, что вырывает с корнем деревья, как будто пытаться дышать на самом дне глубокого озера.
Отшатываюсь и падаю на спину.
Он, что, прямо сейчас чувствует все это?
Мне бы надо подумать, но я не позволяю себе этого. Вскакиваю и обхватываю амулет обеими руками.