Огонь в океане
Шрифт:
— У нас ведь моряки есть и на других морях, не только на Баренцевом море...
— Осенью сорок второго года я шел на военном корабле в Россию в составе большого конвоя под командованием Уйнделла. Командный пункт был на борту нашего корабля, и я мог наблюдать за всем, что делалось в пути следования судов. — Биголь говорил быстро, словно боясь, что мы перестанем его слушать. — В Россию мы везли товары, нужные вам для ведения войны, а из России привозили нужные нам товары. Это неважно, я не то хочу сказать. Конвой был союзным. В его состав входили английские, американские и ваши русские транспорты. В Норвежском
— Правильно сделал, — вскользь отметил Паластров.
— Интересно! Я не слышал об этом случае, — подбодрил я рассказчика.
— Такой ответ нам показался безумным, — продолжал возбужденный Биголь. — Все мы были уверены, что в окружении немецких подводников, один в открытом море, сильно поврежденный русский транспорт бесцельно погибнет. Но... нам ничего не оставалось делать, как пожелать успехов безумному капитану...
— Погиб транспорт? — не выдержал кто-то из наших офицеров.
— После нападения немецких подводных лодок наш конвой увеличил ход, и русский транспорт быстро скрылся за горизонтом. — Биголь в возбуждении пропустил вопрос мимо ушей. — Мы считали, что с русским транспортом все кончено. Однако через сутки, когда наш конвой уже взял курс на Мурманск, командеру доложили, что русский транспорт догнал конвой и просит разрешения занять свое место....
— Вот молодец!
— Да, мои друзья, отремонтировался и догнал нас, — американец говорил все быстрее, комкая слова, и понимать его становилось все труднее. Догнал нас и подчеркнуто вежливо спросил разрешения снова занять свое место в конвое. Русский капитан даже доложил, что он имел артиллерийский бой с немецкой подводной лодкой и отогнал ее. Пораженный геройством русских, Уйнделл приказал поднять русским союзникам сигнал: «Восхищен вашим мужеством!» Этот же сигнал подняли и все другие корабли.
— Товарищ командир, получено разрешение на выход в море! — доложил вахтенный офицер.
— Тот же русский транспорт нам преподнес другой подарок...
— Какой же? — второпях спросил я.
— Еще через сутки, когда наш конвой входил в Мурманский залив, на нас налетела немецкая авиация. На носу одного из «Либерти» взорвалась бомба и начался пожар. Уйнделл приказал покинуть корабль. Мы быстро ушли с него. С русского транспорта, видя, что корабль покинут, немедленно выслали шлюпки с людьми. Они подошли к кораблю и приступили к тушению пожара. И что же вы думаете, мистер Иоус... Иоус?..
— Потушили пожар?
— Да, потушили. Затем предложили нашим морякам вернуться на спасенное судно. Нам ничего не оставалось, как благодарить храбрецов и вернуться. Помню, как на приеме, который устроил в тот же день Уйнделл по случаю благополучного прихода в Мурманск, этот веселый парень, капитан русского транспорта, знакомился с каждым...
— Вы с ним тоже познакомились? — вставил я.
— Да, я потом познакомился
— Это я уже заметил...
— Лица людей зато хорошо запоминаю. Вы, мистер Иоус... по-моему, были тогда на приеме.
— Нет, не был.
— Товарищ капитан третьего ранга, командир базы идет!
На пирс проводить нас пришла большая группа английских офицеров во главе с командиром военно-морской базы.
Нам не пришлось дослушать рассказ Отвея Биголя. Мы даже не поняли, чего он от нас добивался. Разведя руками в знак того, что не имею ни секунды свободного времени, я вынужден был повернуться к нему спиной.
Словно для того, чтобы туманная Шотландия навсегда осталась в моей памяти такой, какой ее принято изображать, необычно густой туман лежал на море. В ста метрах берег уже стал не виден.
Подводная лодка обогнула южный мыс острова Брессей, и сигнальщик, который давно ничего не видел в густом, как молоко, тумане, доложил мне, с явным удовольствием соблюдая установленную форму рапорта:
— Товарищ командир, шотландские берега скрылись.
Голос его при этом дрогнул.
Огонь в океане
Советский Северный флот встретил нас трудовыми буднями.
Здесь все было подчинено одной великой цели — победе над германским фашизмом, разгрому гитлеровской военной машины.
На заводах и верфях, в мастерских и учреждениях, на кооаблях и на вспомогательных судах — всюду люди работали с утра до вечера и с вечера до утра, без отдыха и без устали.
Много и настойчиво трудились и подводники.
Советские подводники никогда не разделяли точку зрения, будто бы вследствие большого развития средств противолодочной борьбы подводная опасность в какой-то степени миновала и ее нужно отодвинуть на второй план. Исходя из тщательного анализа боевых действий на водных просторах мира, мы считали, что хорошо подготовленная к боевым действиям подводная лодка, как и в прошлые годы, оставалась грозным оружием не только против торгового судоходства, но и против военных кораблей врага.
Долгие месяцы изо дня в день настойчиво проводились упражнения в маневрировании кораблем, в применении оружия, в использовании механизмов. Мы, бывшие черноморцы, кроме того, должны были пройти специальное обучение для действий в северных водах и сдать соответствующие экзамены.
— Ну, черноморцы, — объявил нам после экзаменов Трипольский, — вы превзошли мои ожидания... Теперь я вижу, что вы приехали не в трусиках со своего курортного моря и готовы воевать и в наших северных условиях.
Подводники повеселели.
— Курс на базу! — скомандовал после небольшой паузы Трипольский, вытирая потное лицо. — Хватит вас мучить. В базе примите запасы, отдохните немного, заступите в боевую готовность и... айда воевать!
Личному составу лодки было дано два дня отдыха.
На Северном флоте в те дни начались бои за Печенгу. Было очевидно, что война близится к концу, и те, кто не бывал в походах, стремились во что бы то ни стало попасть на уходящие в море подводные лодки. Ко мне многие обращались с просьбой взять их с собой в очередной поход, но таких настырных, как матрос-экспедитор Паша, я не видел.