Огонь в океане
Шрифт:
Матрос ловко вытянулся и, застыв, слушал, как я принимаю рапорт.
— Вольно! — рокочущим басом скомандовал вахтенный.
Свободные от нарядов люди уже давно должны были быть в клубе. Наконец-то я нашел повод, чтобы придраться и к вахтенному и к сопровождавшему меня главстаршине.
— Непорядок, — с притворной строгостью сказал я.
— Так точно, непорядок, — уныло согласился Терлецкий, но где-то в уголках его губ скользнула улыбка.
— Что вы делали тут так поздно? — спросил я матроса.
— Виноват, — растерянно сказал он, —
Опустив руки по швам, он начал пространно объяснять, что хотел только проверить, в порядке ли компас.
— Минут десять осталось, товарищ капитан третьего ранга, — засуетился он.
Для того чтобы собрать компас, нужно было несколько часов.
В дизельном отсеке я лицом к лицу столкнулся с Каркоцким.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга: от парторга я не ожидал нарушения корабельной дисциплины. Лицо у него было грязным, как и у остальных матросов, руки вымазаны соляром.
— Виноват, товарищ капитан третьего ранга. Матросы хотели, проверить, все ли в порядке, ну и...
— Оставили нам все в грязи, — вмешался матрос Мисник, о котором в команде не без основания говорили, что из него и слова не выдавишь. — А разве машина такое обращение терпит?
— Сами поглядите, — пришел в себя обрадованный поддержкой Каркоцкий, — можно ли, чтобы в дизельном было такое...
И жестом, исполненным презрения, Каркоцкий показал на ведра с грязью, счищенной с машин.
Годы жестокой войны выработали в каждом подводнике чувство личной ответственности за порученный участок работы, и в некоторых случаях, оберегая людей, это благородное чувство приходилось сдерживать.
— Сегодня праздничный день, вы разве забыли, старшина? И потом... вообще требуется отдых, люди же не автоматы, — стыдил я Каркоцкого в присутствии подчиненных.
— Отдохнем, товарищ командир, в процессе работы! — как бы невольно вырвалась у Мисника старая «малюточная» поговорка.
Тут же он испугался своей невоздержанности и весь сжался, словно приготовившись к обороне.
— Однако, Мисник возмужал.
— И даже немного подразболтался, — добавил Каркоцкий, сверкнув глазами на своего подчиненного.
— Ну, вы уж слишком...
— Нет, товарищ командир, он перерождается, становится болтлив. Я бы его на губу посадил, да стыдно перед англичанами... Вот приедем домой...
Я приказал Терлецкому собрать в центральный пост всех, кто находится на лодке. За исключением дежурного и дневальных по кубрикам на «Чейсере», весь экипаж оказался в сборе.
— Товарищи, я не хочу вас ругать за ваш трудовой порыв, — сказал я, — но поймите, что сегодня наш корабельный праздник. Кроме того, нам просто надо отдохнуть. Завтра с утра выходим в море. Дней отдыха не будет... А сейчас быстро в кубрик! — скомандовал я. — Переодеться — и в клуб на танцы! Советские подводники лучше всех работают, лучше всех воюют и лучше всех танцуют и веселятся — так ведь?
В сопровождении дежурного по кораблю я вышел на пирс вслед за матросами и старшинами. К
— Мы вас хотим пригласить в офицерский клуб, — начал Лейкок.
— Очень благодарен за внимание, но сегодня не могу, — возразил я, — в другой раз.
— Почему?
— Иду в клуб со своими подводниками.
— В клуб? С матросами?
— Да.
— Это же неприлично! — переглянулись офицеры.
— Но, мистер Лейкок, матросы мои боевые товарищи. У нас сегодня общий корабельный праздник, и мы его будем праздновать вместе. Думаю, это будет прилично и весело!
Состязания
После поднятия советского военно-морского флага наши подводные лодки были перебазированы в порт Данди и на время прохождения курса боевой подготовки вошли в состав интернациональной флотилии.
Нас, советских офицеров, расквартировали с офицерами других наций в фешенебельной гостинице «Мейфильд» в двух километрах от Док-Ярда. Остальной личный состав был размещен в матросских казармах в самом порту.
В состав интернациональной флотилии входили, кроме английских, подводные лодки Голландии, Норвегии, Свободной Франции, Дании и Польши.
Появление советских подводных лодок в составе соединений было большим событием. Матросы всех судов флотилии приветливо встретили нас. Офицеры вели себя несколько сдержаннее, но чувствовалось, что и они рады познакомиться с нами и работать бок о бок для победы над общим врагом-цивилизации — германским фашизмом.
Вечером, в день нашего прибытия в Данди, командир флотилии устроил в «Мейфильде» коктейль-партию в честь советских подводников.
Здесь мы познакомились с руководящими офицерами флотилии и установили с ними деловые контакты.
Мне пришлось особенно много беседовать с механиком соединения, пожилым, но молодцеватым и крепким командером Вульфом. Он знал одно русское слово «молодец» и, разговаривая по-английски, часто его употреблял к месту и не к месту.
— Думаю, вы к зиме вернетесь в Мурманск, — заявил Вульф, когда мы коснулись деловой темы разговора. — Мы вам окажем помощь, какую только сможем...
— Вы нам окажете плохую помощь, если мы только к зиме будем готовы, — возразил я. — Надо раньше! Война же...
— Молодец, — отчеканил Вулъф по-русски. — Раньше, я думаю, трудно будет, но... мы поможем. Может быть, вы и сможете пройти курс боевой подготовки раньше. Если бы это сказал не русский офицер, я бы не поверил, но вам я верю. Не понимаю только: как вы можете бить немцев? Как вы их побеждаете? Это же уму непостижимо... Когда вы думаете начать выходить в море?
— Через два-три дня, если вы дадите обеспечение, конечно.
— Молодец! — повторил Вульф. — Вот почему вы бьете фашистов. Вы много работаете, не ленитесь, не теряете времени. Молодец! Вы знаете, мне уже шестьдесят лет, и я видел жизнь. Кто много работает, тот всегда побеждает. А кто много отдыхает... у того дела плохи...