Огонь войны (Повести)
Шрифт:
В это время Генджи уже скатился с холма и, пригибаясь и падая, прячась за кустами, обошел танк. Фашисты не заметили его. Генджи швырнул гранату в бензобак и покатился по обрывистому берегу к реке. Взрывная волна настигла его у самой воды, и он едва удержался, вцепившись в какие-то корни. Оглянувшись, увидел, как из густого дыма, окутавшего умолкнувший танк, рванулось к небу яркое пламя.
Солнце опускалось все ниже, и тень от сгоревшего танка, удлиняясь, тянулась к реке.
Генджи и Хайдар сидели в одном окопе
— Оставить разговорчики, товарищ Дабараев. Перетащите в окоп, где пулемет, все имущество.
Хайдар поворчал, но приказание выполнил. Спустившись в окоп, он сначала обиженно молчал, потом не выдержал.
— Ты, наверное, рассчитываешь и вторую степень «Славы» получить, — с ехидцей сказал он. — Все-таки танк уничтожил…
— Танк подбил сержант, — глухо ответил Генджи. — Ты же видел.
Но Хайдар не унимался:
— Так об этом только ты да я знаем. А сержанту теперь награды вроде бы ни к чему.
Генджи посмотрел туда, где совсем недавно был окоп, а теперь возвышался свежий холмик с камнем наверху.
«Сколько же мерзких мыслей в голове этого Хайдара, — подумал он. — Ради того, чтобы показать себя в лучшем свете, он готов обокрасть даже убитого: мол, сержант ни при чем, это мы, герои, подбили танк… Ах, негодяй!..»
— Слушай, — тихо, сдерживая гнев, сказал Генджи, — у сержанта, может, сынишка растет где-то. Узнает, как геройски погиб его отец, гордиться им будет, сам захочет героем стать. А ты…
— Да что ты все мне лекции читаешь, — даже как будто с обидой проговорил Хайдар. — Я сам грамотный, побольше твоего учился. И пожил больше, и жизнь лучше знаю. Если всегда следовать всем этим писаным и неписаным законам, ничего не добьешься. А человек должен стремиться к чему-то большому, красивому. И будет справедливо, если он добьется своего. Но на пути ему придется поступиться мелочами. И это тоже справедливо. — Он увлекся и заговорил горячо, брызгая слюной. — Ты пойми, семья его неизвестно где, да и есть ли она у него. А мы — вот они, здесь. Те в глубоком тылу, а мы вместе с ним смотрели в глаза смерти. Значит, по справедливости.
— Да замолчи ты! — крикнул, бледнея, Генджи.
И тут же умолк. «Такого не перевоспитаешь, — подумал он. — Но выполнить свой солдатский долг я его заставлю».
Хайдар обиженно замолчал. И чем больше он думал о происшедшем, тем сильнее закипала в нем злоба.
«Мальчишка, щенок, а поучает, покрикивает. И надо было опять встретиться с ним! Да и на передовую я попал, вернее всего, из-за этого сопливого героя. Если бы он не писал рапорты об отправке в стрелковую часть, то про нас и не вспомнили бы до конца войны. Ведь надо же кому-то колоть дрова и кипятить воду для стирки. Так почему не мне? И в действующей армии, и в то же время почти в безопасности.
Хайдар косил глазом на ненавистное лицо. Была б его воля, не сдобровать бы Генджи! Но ничего, думал он, еще будет время сквитаться за все…
Ночь была на исходе. Бледнело небо, и звезды тускнели, теряя свой чарующий таинственный блеск. Иной свет, придя им на смену, разливался в вышине!
Дома Генджи любил выйти из дома в такой час, пройти по росистой траве и остановиться на краю поля, откуда видно все небо и спящая еще земля, и светлеющий горизонт. Но сегодня, боясь выдать себя, он остался в окопе. Запрокинув голову, с непонятным волнением наблюдал Генджи неприметное исчезновение звезд.
Тихо было вокруг. Но постепенно тишина заполнялась звуками утра — сначала чуть слышными, потом становящимися все громче, звонче, радостнее. И если б не мрачная громада танка между холмом и лесом, все вокруг выглядело бы совсем мирным.
И хотя подбитый танк напоминал о том, что на этой просыпающейся поутру земле идет война, появление людей в кустах за речкой застало Генджи врасплох. Он еще был под впечатлением окружающего великолепия и не сразу сообразил, что это враги. И еще некоторое время он смотрел на них тем размягченным, добрым взглядом, каким провожал меркнувшие в небе звезды.
А они все шли, не спеша, боязливо озираясь, пока не уперлись в реку. Тогда один из них, наверное, офицер, поднял бинокль и стал осматривать противоположный берег, а остальные молча стояли рядом с ним и ждали команды. Разглядеть их внимательнее было нельзя, потому что позади них вставало солнце и слепило глаза.
Хайдар, привалившись к стенке окопа, спал, и Генджи толкнул его ногой.
— А? Что? — спросонок спросил Хайдар.
— Тише, — шепотом, хотя немцы были далеко и не могли его услышать, сказал Генджи. — Немцы. Вон, за рекой.
Хайдар трясущимися руками раздвинул маскировочные кустики на бруствере и тоже стал смотреть на немцев.
— Много — прошептал он, — человек пятнадцать.
— Шестнадцать, — уточнил Генджи.
Немцы посоветовались и пошли к броду.
Генджи взялся за рукоятки «максима», осторожно повел стволом.
Хайдар схватил его за рукав.
— Не стреляй, не надо, — быстро заговорил он, все время поглядывая на немцев. — Они не заметят. Пусть идут себе. Мы танк подбили. Нам никто ничего не скажет.
Генджи движением плеча стряхнул его руку.
— Войдут в воду — будет самый момент, — сказал он, словно не поняв его. — А то труднее будет уложить.
Но фашисты не спешили. Только один из них, сняв сапоги и брюки и подняв их над головой, осторожно пошел в реку, что-то крикнул оставшимся на берегу, и те засмеялись в ответ. Вода доходила ему до пояса. Немец вышел на этот берег, оделся и, придерживая автомат на груди, не спеша пошел к танку.
Было ясно, что враги не сунутся сюда, не разведав как следует.