Огонь юного сердца
Шрифт:
Понятно,- почти в один голос ответили подпольщики.
Вопросы будут? Тогда прощаемся…
Через минуту все разошлись. Мы с Левашовым остались вдвоем, еще раз проверили свои автоматы и тоже двинулись на запад, в еще более глубокий тыл врага.
Сперва шли медленно, осторожно, потом все быстрее и быстрее. Шли днем и ночью глухими дорогами, обходя села.
Отдыхали по-разному: в скирде соломы, в одинокой избушке*, а то и под открытым небом. Наконец на пятые сутки мы вошли в Коростеньский лес; отсюда нам оставалось пройти еще километров девяносто. Извилистая
– Ложись!
– скомандовал Левашов.
Я упал за большой пень и приготовил автомат. Нас тоже заметили.
Э! Подходите, не бойтесь!..- закричали нам.
А кто вы?
– спросил Левашов.
Мы партизаны! А вы?..
Позади послышались чьи-то голоса. Оглянувшись, мы увидели гитлеровцев. Стало понятно: мы попали в засаду. Нас
окружали…
Сдавайтесь!
– закричали фашисты, поднимаясь во весь рост.
Смотри не подпускай спереди,- шепнул мне Левашов,- а я сзади… Экономь патроны, без надобности не стреляй.
– Есть, товарищ командир.
– А теперь давай отползем немного вправо, там фашистов нет. Может, нам удастся прорваться.в лес.
Неожиданно застрочил пулемет, пули со свистом преградили нам дорогу…
– По нас не бьют,- проговорил Левашов,- хитрые, собаки: хотят живьем взять. Не выйдет!
– и дал очередь из автомата.
Я тоже начал отстреливаться. Но фашисты ползли и ползли, пытаясь образовать вокруг нас непроходимое кольцо.
– Сынок,- сказал Левашов, обернувшись ко мне,- возьми сумку и ползи в лес. Среди документов - мой орден Ленина. береги его, Петя, наступит такое время, когда ты будешь иметь право носить его… Ползи.
– А… а вы?
– Я буду прикрывать тебя огнем. Вдвоем нам отсюда не выбраться,
– Нет, нет, я вас не оставлю!
– Выполняй!
Я не могу… оставить вас…
– Я приказываю!
Что хотите, то и делайте со мной, товарищ командир, я не могу. Лучше вы!.. Вы больше пользы принесете, чем я…
Ты не справишься, Петя, и тогда погибнем оба… А погибать обоим - бессмысленно! Ползи, пока не поздно!
У меня замолк автомат. Кончились патроны. Гитлеровцы с криком бросились на нас. Левашов швырнул гранату. Однако один немец успел выстрелить - разрывная пуля раздробила комиссару колено.
– Товарищ командир… Отец!..- Я склонился над ним, на глаза навернулись слезы.
– Ползи,- шепнул Левашов, протягивая сумку.
Я не мог оставить в беде человека, такого близкого, родного.
– Ну?
– сказал он решительно.- Чего медлишь? Я на секунду прижался к его груди.
– Прощай, сынок,- шепнул ласково комиссар.- Расти человеком!- и, обняв меня, поцеловал.
Я
– «Осталась одна граната…»
Наступила мертвая тишина. Добравшись до опушки, я оглянулся. И тут раздался оглушительный взрыв, от которого вздрогнул и эхом отозвался старый лес.
«Противотанковая граната… Левашов!..- мелькнуло у меня в голове.- Что я теперь буду делать без него?.. Куда мне деваться?..»
И я заплакал. А сердце в ту минуту так сжалось, что чуть не остановилось. Однако я сразу же опомнился: по мне открыли огонь из пулемета. Прячась за толстые деревья, я начал отходить все дальше и дальше в глубь леса.
УГЛЕВЦЫ
Густой сосновый бор тянулся без конца. Глубоко проваливаясь в снег, я пытался выбраться из леса, но не находил дороги. Колючий снег слепил глаза, больно ударял по обмороженному лицу. Вторые сутки после гибели Левашова я бродил по лесу, выбился совсем из сил, потерял надежду на встречу с людьми. Очень хотелось есть, а еще больше спать. Заснуть бы хоть на одну минуту, пускай даже стоя. Но спать не имел права: заснуть - это замерзнуть. С большим усилием переставлял я непослушные ноги. Часто падал в снег, кричал, но своего голоса и сам не слышал…
Так, вероятно, и замерз бы, если бы не проходили мимо какие-то люди. Они подобрали меня, и через час я уже был в большой теплой землянке. Тут меня раздели и, не дав опомниться, напоили спиртом. Кто эти вооруженные, в кожанках люди, я не знал. Однако, судя по тому, как они поступали со мной, как оттирали мои руки, ноги, я понял, что это свои, и заснул крепким сном.
Когда проснулся, ко мне подошел высокий, стройный, лет тридцати мужчина, одетый в военную гимнастерку, с пистолетом на боку. Из-под темно-серой кубанки с красным лычком выбивался густой черный чуб. Ласковые серые глаза блестели, на губах была легкая, приветливая улыбка.
– А, проснулся наш герой,- сказал он, поправляя на мне шинель,- как себя чувствуешь?
– Ничего…
– Молодец! А теперь давай знакомиться: Углев Сергей Николаевич.- Он подал мне руку.- Командир диверсионной группы.
– Петро…- сказал я несмело и замялся.
По всему было видно, что такой ответ не удовлетворил ни командира, ни бойцов, которые стояли рядом. Все смотрели на документы Левашова, которые лежали возле меня, и молча чего-то ждали. О чем говорить, я не знал, потому что не совсем был уверен, что передо мной свои.
Внезапно где-то неподалеку раздались выстрелы. Люди, хватая оружие, начали выскакивать из землянки.
– Скорее одевайся, Петя,- сказал Углев и тоже выбежал во двор.
Стрельба с каждой минутой становилась все яростнее. Стреляли почти возле самой землянки.
Пока я собрался, все неожиданно смолкло. Я припал к оконцу: на снегу лежали четыре трупа гитлеровцев, а немного поодаль перед Углевым стояли с поднятыми руками три лыжника-эсэсовца.
Сомнение как рукой сняло: свои!..