Огонь
Шрифт:
Закончив работу над ежом, я положила его сохнуть под лампу, а затем выудила из записной книжки телефон Инги. Мельская уже и думать, наверное, забыла обо мне.
Через несколько гудков подруга сонно выдохнула в трубку:
— Ева? Ты чего в такую рань?
— Да обед уже, — улыбнулась я. — Почти час дня.
Как всегда. Светская львица, оттяпавшая при разводе добрую половину состояния у незадачливого, но весьма обеспеченного муженька, ни в чём себе не отказывала и вела скорее ночную, чем дневную жизнь. Но чаще она сама звонила в обед, приглашая меня то на новую художественную
— Обед? — В трубке на миг замолчали. — Ева? — снова уточнили с недоверием. — О! Ева! Ты вернулась?
— Ну, можно и так сказать.
— Тебя выписали из психушки?
— Сбежала, — поддакнула ей.
— Ка-ак? — ошарашенно спросила Инга.
— Через забор. А потом по полям, по лесам. Теперь вот около дома твоего стою. Пустишь?
За время «коммерческой дружбы» пришлось хорошенько изучить Ингу. Мельская наверняка уже всем растрезвонила о несчастной подружке-художнице. Ну а чего можно ждать от не в меру болтливой женщины, любящей жить в центре внимания окружающих?
Моя история не могла остаться вне интересов многочисленных подружек Мельской. Надо же — творческая личность съехала с катушек от переизбытка эмоций! А если сюда добавить ночные приключения Евки, о которых наверняка поведал Эрик в своём желании поддержать полезные связи, так и вовсе. Обсуждай — не хочу в подробностях, наслаждаясь собственной нормальностью.
Впрочем, пересуды и чужие оценки никогда не влияли на мою жизнь. Привычка принимать себя как есть, без прикрас, равно как и объективное представление, на что я способна и чего хочу от жизни, здорово помогали с безразличием взирать на мнения людей, не являющихся для меня авторитетными. Они частенько любят искать изъяны в других и за их счёт поднимать собственную заниженную самооценку. Знание этой истины позволяло не обижаться на подобное поведение.
В трубке как будто икнули, и связь прервалась. Через несколько минут телефон снова разорвался вызовом.
— Ну ничосе ты сказала! Я же поверила!
— У меня есть пара новых работ. Фотографии выслать?
— Фотографии? — Инга наигранно возмутилась. — Давай-ка приезжай! Столько нового! Я же выставку тут организовала художественную. На днях открытие.
— Вот как?
— Да! И ты... Угадай! А впрочем, не утерплю, — радостно поведала Мельская. — Ты тоже примешь участие!
— В смысле?
— Ну... Сначала я хотела в память о тебе... А теперь... А ты точно нормальная?
— Мельская! — цыкнула я, — что за бред ты несёшь! Я не знаю, что со мной случилось. Не помню. Всего лишь амнезия. Потеря памяти, понимаешь?
— Понимаю, — хихикнула Инга. — Я, между прочим, никому про тебя ничего не рассказывала.
Моё воображение быстро нарисовало тонкие поджатые губы Мельской. Я усмехнулась. Верилось с большим трудом, но поблагодарила подругу с чувством.
— Спасибо.
— Цени! — бросила Мельская. — И приезжай сегодня же!
— Хорошо. Приеду. Часов в шесть.
— Нет. Давай в семь. Я
Ну в семь, так в семь.
До назначенного часа я успела поработать над одной из поделок, набросать эскиз огненного дракона и даже прибраться в квартире. С удовольствием вытерла пыль с полочек, дверей и шкафов, наслаждаясь получаемым результатом.
Время пролетело незаметно, но к назначенному часу моё такси подъехало к особняку подруги. Как давно я здесь была в последний раз! Дворец, отделанный красным кирпичиком, обособленно стоял на обширной территории зрелого леса. Проникнув через охрану, я увидела на площадке перед домом знакомый «Мерседес» и мысленно застонала, почувствовав обречённость. Только этого мужчины мне не хватало для полного счастья. У Инги в гостях был Эрик де Лавье.
Двери открыл дворецкий. Фёдор Александрович работал у Инги давно. Немолодой, облачённый в костюм, сшитый по специальному заказу Мельской, он выглядел солидно и респектабельно. Подтянутый, с сухой улыбкой на губах, Фёдор Александрович вдруг напомнил мне Саяну характером и повадкой. Раньше было не до разглядывания и наблюдений. Ну есть человек и есть. Но именно сейчас его приветствие и жесты почему-то сильно бросились в глаза.
Дворецкий проводил меня в просторную, хорошо знакомую по светским вечеринкам гостиную. На одном из кожаных светлых диванов я увидела Ингу и де Лавье. Наши взгляды пересеклись, и Эрик поднялся с места.
Вот вроде ничего не изменилось в бывшем. Тот же рослый шатен в светлой рубашке, та же обаятельная улыбка, привычный приветственный жест. Но как-то вдруг и нечаянно Лопаточкин мне показался ненастоящим. Искусственным. Словно сахар-рафинад. Фотограф и модный продюсер предстал передо мной изнеженным и крайне скользким. Я и раньше подмечала в нём избалованность и слащавость, но чтобы увидеть их столь ясно, потребовалось не встречаться с ним несколько долгих недель.
— Боже мой! Ева! — радостно ахнул мужчина. — Глазам не верю. Котёночек!
Я не успела и слова сказать, как оказалась в объятьях. Крепко прижатая к де Лавье даже охнула, получив в ответ хрипловатый смешок.
— Ночами не спал. Всё думал, как ты... Что ты... — Он отстранился, всмотрелся в мои глаза. — Ты правда всё забыла?
— Ну почему же, — тихо сказала я. — Помню всё кроме той ночи, когда осталась на холме в одиночестве.
— Я сто раз пожалел, не поверишь, что потащился туда за чехлом, — сетовал Эрик, не обращая внимания на мои попытки освободиться. Он широко улыбнулся: — Но ты здесь! Ты рядом! А я... Так соскучился!
— Ну хватит уже, голубки, — хихикнула Мельская, с ехидным прищуром наблюдая за душещипательной встречей.
Наконец Эрик меня отпустил. Правда, выбрать другой конец дивана не получилось. Собственническим жестом бывший захватил меня, заставляя сесть рядом. Устраивать шум не хотелось. Во-первых, де Лавье понятия не имеет, что мы расстались. Во-вторых, очередной спектакль обязательно станет поводом для пересудов. Ни к чему.
— Прекрасно выглядишь, подружка! Не поправилась совсем! Разве чуть-чуть, — воскликнула Мельская, ревниво оглядывая мою фигуру. Взмахом показала на бёдра и грудь. — Или мне кажется?