Ох уж эта Алька
Шрифт:
Владислав Дмитриевич умолк, но продолжал глядеть на Альку. Муха тоже смотрел на Альку. Девчонка притихла, пряча взгляд, только ладошки её нервно елозили по столу. Потом она подняла голову и...
– Ы-ны-ны...
– показала она Мухе язык.
– Понял, ты - жалкое низшее существо!
– И это - будущее человечества?!
– схватился Муха за голову. Владислав Дмитриевич в изнеможении картинно закатил глаза.
– А кстати!
– вспомнил он, - Ваш "сивка-бурка" в даннном контексте - тоже крайне интересная личность.
– Что, и он?!
– изумился Муха.
– Да вас тут целая
– Банда, не банда, - хмыкнул Владислав Дмитриевич, - но он явно помогает Але выйти, как вы говорите, "в свет". И самое интересное, все сивки-бурки в былинах только этим и занимались! А вы знаете, например, что в тюркских языках наше слово "конь" означает "Солнце"? Похоже, в наших евразийских степях это было обычаем, чтобы "кони-солнца" выводили таких вот "алек" на просторы Вселенной. Может, потому у нас и не было катастроф, как в Мохенджо-Даро.
– Круто!
– выразил полнейшее восхищение Муха, а девчонка скромно потупила глазки, типа - "да, мы такие!".
– Слу-у-ушай! А попроси Мургаба и мне подыскать... кобылку, для выхода в свет, так сказать?
– Ах ты ж!.. Ну ты ж!..
Но выразить всю глубину чувств Альке не дали. Внезапно, мрачный голос сообщил неизвестно откуда:
– Гром прогремел! Заляция идёть...
– (И музыка так: бум! бум! бум!).
– Губернский розыск рассылает телеграммы, что вся округа преполнилась зво...
– Ой, - всполошился Муха и полез в карман.
– А клёвый у меня теперь вызов?.. Привет, бабуль!
– обратился он уже в аппарат, выслушал, сказал только: - Да, уже, - и дал отбой.
– Звонила бабушка, - с какой-то серьёзной решительностью объявил он.
– Нам нужно срочно бежать домой. Ко мне домой...
– Потом посмотрел Альке в глаза и добавил: - Обоим.
Обстановка на улице резко изменилась. И явно не в лучшую сторону. Пока они пробирались задами, с центральных улиц долетал гул толпы и взрывы, а над домами маячили дымы. Когда Ирина Михайловна открыла дверь, то отчётливо вздохнула с облегчением.
– Слава богу, ребятки! Лучше вам сейчас посидеть дома.
Алька и Муха, притихшие и на удивление послушные, дали усадить себя за стол и напоить чаем. Потом Алька объявила, что вообще-то еще не завтракала, чем вызвала среди бабушки здоровый ажиотаж. В еде и слабозначимых фразах прошёл час. Потом Мухе это надоело.
– Телик что-ли включить?
– обратился он к себе, родимому.
– Бабушка уже набрала воздуха, чтоб возразить, но было поздно - Муха нажал кнопку пульта.
На экране замелькали обгорелые окна какого-то здания и баррикады у его фасада. Какие-то молодчики при входе размахивали флагами и орали победные речовки, а из подъезда выносили носилки, покрытые белыми простынями. Одну за другой. Комментариев не было, но они и не требовались. Здание Алька узнала сразу. Это была их общага.
– Да выключи ты!
– прозвучал, как болезненный вскрик, голос Ирины Михайловны. Экран погас, но в Алькиных глазах продолжала стоять картина: рука вся в чёрной копоти, безвольно выпавшая из-под простыни.
"Софочка... девчонки..." Сердце сжалось так, что Алька чуть не взвыла от бессильного отчаяния. Потом огненный клубок в груди начал разворачиваться, заполнять её всю, буквально
"Общежитиях" ... "Они"... "Это они!!!" Пальцы выскользнули из Мухиной ладони, Алька остановилась и медленно повернулась. Толпа, что несла её, сразу закончилась и уже отдалялась с паническим топотом за спиной. Зато впереди накатывалась новая - с битами и флагами, наглая, уверенная в своей безнаказанности. "Это они..." - и Алька улыбнулась своей самой милой улыбкой...
Смело гнать убегающих - само удовольствие, но если посреди улицы стоит одинокая хрупкая девушка и мило улыбается погромщикам, становиться как-то стрёмно. "Снайперы! Снайперы!" - разнёслась паническая догадка и народ затормозил, с опаской оглядывая крыши и окна. Никаких снайперов не обнаружилось, только девчонка с уверенностью танка продолжала загораживать дорогу. И милые ямочки на щеках просто пугали своей неуместностью.
– Дура! Вали звдси!
– нашёлся кто-то "добрый".
Но девчонка улыбнулась еще шире и сделала шаг навстречу:
– Ну шо, смертнички, - радостно сообщила она громилам с битами, - покувыркаемся?!
– Шахидка! Смертниця!
– взвыли самые образованные и ломанулись спасаться по головам "неучей".
– Хуже, ребята. Намо-о-ого хуже, - "успокоила" девчонка и начала подымать руки. Вместе с её движением над городом быстро, как в плохом ужастике, начала сгущаться грозовая тьма.
На этот раз Алька видела всё.
Видела, как страшно потемнело небо - кипящее и вспыхивающее зарницами - и улица, еще минуту назад по-весеннему светлая, отгородилась от мира чёрными тенями домов.
Как толпа - только что грозная и неумолимая - сразу превратилась в скопище напуганных до дрожи в коленях людей, которые в панике жались друг к другу и домам, в ужасе глядя на свихнувшееся небо.
Как на небе этом открылись, словно окна иного мира, сияющие холодным зеленоватым светом огромные глаза с вертикальными щелям зрачков - одни, вторые, третьи...
Как задрожала под ногами земля и закачались, позвякивая, рекламные щиты и фонари, а в домах с треском и звоном посыпались стёкла.
Словно с высоты Алька видела, как замер, накрытый жутью город. Когда-то - в другой жизни - она жила в этом городе, в этой стране, на этой земле. Здесь были её родные, друзья... её любовь. Так немного, что надо человеку для счастья. Но нашлись те, кому помешало даже это малое. Наверное, они тоже что-то хотели... что-то важное. Наверное, тоже были людьми... наверное... но Альке теперь было всё равно. Потому что Алька умерла. Умерла от горя. Они убили её. Походя, даже не заметив, растоптали её жизнь, её душу... И выпустили СИВУ...