Охота на единорога

Енцов Юрий

Потом она снова их закрыла, проснулась окончательно, натянула на себя простыню:

— Кто ты такой? Уходи или я закричу!

— Я здесь спал, — сказал он, — ты пришла ночью… Я гость Удая.

— А где он? — спросила она хриплым голосом.

— Отец вчера послал его в Мосул, — сказал Серж.

— А почему он… — начала было она, но не закончила фразу. Ее припухлое лицо без макияжа, небольшой прямой нос, чувственный рот — были красивы классической и стандартной красотой, которая всегда его пугала, и настораживала.

Серж догадался, что она хотела сказать: «А почему он не сказал мне?»

Но ведь он, скорее всего, никогда ей ничего не говорил.

— Зайнаб? — сказал Серж. Его начало мучить смутное подозрение, что происходит какой-то обман, появилось желание во всем этом разобраться, выяснить все для себя, но это было непросто. Он понимал, что следует соблюдать осторожность в общении, опасаться интриг.

— Что? — спросила она.

— Прости, я тебя не узнал в другой одежде, в смысле без одежды, — сказал он, чувствуя настойчивое желание утвердить свою волю отстоять интересы, вплоть до открытого столкновения с невидимым кукловодом. Впрочем, он мало что сможет один…

Начинался странный, но, вроде бы, неплохой день. Это еще не самые неприятные известия. Лучше на время скрыться.

— Он все равно убьет тебя, — сказала она очень серьезно.

— Знаешь, я как раз собирался сбежать, — признался он.

— Чем скорее ты это сделаешь, тем лучше, — сказала она. — У меня был друг, потом, когда я познакомилась с Удаем, его посадили в тюрьму, а, может быть, уже убили!

Глава 2

…Но тут, перебивая аромат шербета, кусочек которого король держал в ладони, изображая трапезу, до его ноздрей донесся резкий запах жасмина и он услышал отчетливый шепот:

— Ваше Величество, вчерашний дервиш доставлен…

Король повернул голову туда, где возможно мог быть его вчерашний странный знакомец с мерцающими без блеска глазами, в угол залы, где кончался ряд колонн, но никак не среди пирующих. И он увидел там склонившуюся в низком поклоне фигурку.

Король тут же, оставив думать о приличьях, встал, и, положив на плече Зейдуна руку, сказал ему тихо: «Отправляйся домой, завтра выезжаешь», потом пошел, сопровождаемый начальником тайной службы к склоненной фигурке, разместившейся меж двух рослых воинов в черном — цвет тайной стражи, в отличии от парчи дворцовой стражи, светло зеленого — королевской гвардии, голубого с белым — столичного гарнизона, и темно-зеленого с коричневым — цвета калистанской пехоты; кавалерия же не была колористически регламентирована и одевалась во что попало, лишь щиты ее и значки были одинаковы в подразделениях.

Асман подошел к дервишу, тот медленно разогнулся и оказался почти одного роста с королем — лишь чуть пониже, но значительно уже в плечах и торсе. Его со вчерашнего дня переодели и теперь он был одет как дворцовые слуги: в серых шароварах и белой рубахе до колен, но перевязан своим изодранным цветастым кушаком, с которым, видимо, не пожелал расстаться; островерхого мехового колпака на нем не было, но свежевымытые волосы, немного, как и борода подстриженные, поднимались пышной копной, словно барашковая папаха.

В руках он держал четки и священную книгу в деревянном переплете, застегнутом кожаным ремешком.

Но и без «Корана» Асман узнал прищуренный взгляд книгочея, который был, — мучительно

напоминая отражение в зеркале, расположен на лице предательски обнаруживающем (находясь против королевского лица) их расовое, почти семейственное сходство, среди прочих яйцеобразных лиц с заросшими щетиной лбами.

«Что же это такое произошло?»— пронеслось в голове Асмана — его собственный непроизнесенный вздох при плотно сжатых губах, готовых отдать рвущуюся с губ, не знающую возврата команду. В первые за много лет, после дней юности, когда люди вовсе бесстрашны, король поймал себя на том, что ожило забытое, а, скорее всего, вовсе неизведанное им чувство, между лопаток защекотало и на висках выступил пот. Что-то подобное было с ним однажды, только раз — во сне, он проснулся — забытый Богом и некогда обожавшими его подданными — слабый юноша; проснулся оттого, что представилось: привычного с детства состояния безграничной власти не будет никогда.

Это пробуждение в холодном поту случилось с ним много лет назад — в изгнании в чужом городе, в небольшом доме, где принц Асман провел три года почти безвылазно, лишь принимая и отсылая гонцов. В тот раз его привел в привычное состояние духа вдруг возникший из ночной тьмы образ преданного ему евнуха, что спал на подстилке в трех шагах от его ложа. Верный оскопленный раб был рядом и встревожено щебетал хриплым со сна голоском, значит, не все еще было потеряно. Больше его не беспокоили ни сны ни сомненья.

И вот — как опять пробужденье, осознанье того, что его власть не безгранична. Показалось на миг, что жизнь была сном, а в реальности есть только домик в Багдаде.

Перед ним стоял щуплый коротышка неприятной наружности, не в такой степени неприятной как напудренный горбун, но где-то около: с резкими чертами лица и с глазами, говорить о которых не хотелось, как не хотелось королю туда заглядывать. Все остальное на этом лице — скрывала густая черная растительность — черная борода и после мытья мягкие волнистые кудри.

Они стояли один подле другого лишь мгновенье, ни могучие стражники, ни их тщедушный начальник не успели перевести дыханья. А король уже понял, что он, безумно-расточительно поступая со своим временем, опять упустил нужный момент, чтобы приказать зарубить тут же этого опасного человечка. Зарубить не сходя с места. Упустил момент и другого такого случая — не представится, потому, что теперь начинается какая-то новая полоса в его жизни.

— Где твоя шапка? — спросил король.

— Я обронил ее. Теперь у нее новый хозяин, который хочет, смешно сказать, ха-ха-ха, — он и на самом деле тихонько засмеялся. — Смешно даже подумать, но бедняга вознамерился тебя убить, Великий Король. Но ты за то отбери у него мой колпак.

Это было интересно, но вот только лепет невменяемого заставил короля усумниться в достоверности сведений.

— Так ли он нищ? — спросил Асман, приглашая жестом дервиша пройти с ним.

— У него в лохмотьях зашито с десяток золотых, так все делают, отправляясь дальний путь, и я так сделал, вот тут в поясе у меня припрятано немного на черный день.

— Ты это точно знаешь?

— Да, золото светит невидимым для глаз огнем, но у того, кто имел с ним дело, зрение обостряется, и различить это свечение нетрудно.