Охота на эльфа
Шрифт:
Вчерашнее появление Эльфа лишь подтвердило справедливость наших опасений. Ну, а сегодня ехать на встречу с приворожившей Фила девушкой было глупостью в квадрате. Если не в кубе. Во-первых, для представительниц древнейшей профессии ещё рано; во-вторых, день выдался похлеще вчерашнего; в-третьих, кто сказал, что именно она бывает там каждый день? Но Фила влекла на Савиньиплатц какая-то странная смесь ностальгии по прошлому и интуитивного стремления к авантюре, свойственного всем нам. И мы подчинились этой блажи, так как и
Мы выбрали не самый короткий маршрут — спешить некуда, да и город знали плохо — и в итоге заехали в довольно странное место, где перед высоким старинным домом на зеленой лужайке тусовалась хипповатого вида молодежь и бродячие собаки, а глухая стена здания изрисована была не традиционно бездарными граффити, уже намозолившими глаза, а огромным, искусно выполненным сюрреалистическим полотном, в центре которого была несчастная растерзанная кукла и гигантский омерзительно-розовый кольчатый червяк. Мы вышли из машины и стали рассматривать это произведение искусства, благо никуда не торопились.
И тут от тусующейся молодежи отделилась знакомая фигура. Моника торопилась и потому зримо прихрамывала на искусственную ногу.
— Привет, ребята! У меня сегодня шмон был, спасибо, Байрам предупредил, и я слиняла.
— Ты не возвращайся туда, — посоветовали мы.
Мысль была настолько очевидной, что я действительно не помню, кто высказал её первым.
— Наверно, вы правы. Но мне все равно придется вернуться.
— Почему? — не понял я.
— Я разговаривала сегодня с вашим историком из Вроцлава. Он, оказывается, знает всех наших и просил оставить пакет для него и для вас у меня в квартире, или хотя бы в почтовом ящике внизу. Ночью он вам сам все расскажет.
— Интересно, а что за пакет? — спросил я.
— Не знаю, — сказала Моника. — От товарища из России. Я должна встретить курьера в Темпельхофе.
— Это аэропорт?
— Да.
— Обалдеть! В Берлине аэропортов больше, чем в Москве?
— Не больше, всего три. Если не считать военных.
— Слушай! Вот. А улица или площадь Киндербауэрнхоф — это где? — по ассоциации вспомнил Фил.
Очень кстати вспомнил, мы перед этим изучали самую подробную карту из тех, что смогли достать, но улицы такой не обнаружили. Оставалось ходить по Кройцбергу и спрашивать.
— Киндербауэрнхоф? — переспросила Моника и рассмеялась. — Это не улица. Зачем вам? Вы что, маленькие?
— Киндер — это ребенок, понятно, — обиженно сказал я. — А бауэрнхоф?
— Крестьянский двор. Наши доморощенные пестолоцци решили сделать для городских детей кусочек деревни посреди каменных джунглей. Забавное местечко. Сходите, гляньте.
И она показала по карте, на пересечении каких улиц это находится.
Оказалось очень близко от того самого «бомжатника», от калитки с прибитым ботинком и вагончика, где нас принимал связной. Поганое
Монику как будто перестало интересовать, для чего нам Киндербауэрнхоф, и я решил сам пояснить.
— Представляешь, в этом дворе ваши партийцы назначили нам важную деловую встречу.
— Во, придурки! — прокомментировала Моника.
Она так изящно употребляла российский сленг, что всякий раз заставляла меня восхищаться своими способностями к языку. Потом все-таки не удержалась и добавила любимое:
— Хохмачи.
— Это точно, — проговорил Циркач.
Он просто тянул время, не желая расставаться с Моникой.
— А можно я туда не пойду? На вашу встречу. — спросила вдруг наша боевая подруга. — Я буду ждать вас дома, а потом мы вместе отправимся в кнайпе. Как вчера. Хорошо?
— Хорошо, — кивнул я. — Но давай ты будешь не дома. Жди нас прямо около кнайпе. И лучше какого-нибудь другого. Выбери сама и опиши нам подробно.
— А может быть, все-таки поедешь с нами? Прямо сейчас, — предложил Циркач с грустной безнадежностью в голосе.
— Бред, — возразил я. — Ей же ещё в аэропорт.
— Ну, так мы её и отвезем, — упорствовал Борька, совсем ошалевший от любви.
— Отставить, Циркач, — сказал я тихо, но строго. — Не хватало ещё засветиться в аэропорту перед самой ответственной операцией.
— Вообще-то к восьми я успеваю, — сообщила Моника. — Так что, может, и подойду прямо к вам. А если нет, буду ждать в кафе слева от центрального входа в «Пергамон». Это очень знаменитый музей на острове, вы должны знать.
— Да, — сказал Циркач, — я знаю, где «Пергамон».
— Ну, тогда я не прощаюсь? — спросила Моника. — Увидимся. А сейчас — побегу. Ладно?
И мы не попрощались.
Только Циркач догнал её, обнял порывисто и они замерли в поцелуе на добрых полминуты.
— Маньяк, — проворчал я, когда Борька вернулся к нам. — Вечера дождаться не можешь?
Вопрос был риторический, Циркач промолчал. Но Пиндрик вдруг нахально поинтересовался:
— А деревянная нога не мешает во время этого дела?
Циркач даже не обиделся:
— Да ты что?! Только добавляет остроты ощущений. И не деревянная нога, а культя. Протез же она отстегивает. Вы себе не представляете, мужики, какая это обалденная девчонка! У меня такой ещё ни разу не было?
— Предлагаешь и нам попробовать? — ещё наглее спросил Пиндрик.
— Доиграешься у меня, — беззлобно отмахнулся от него Циркач.
— А по поводу того, что у тебя такой ещё не было ни разу, — заметил Фил, — мне кажется, ты про каждую так говоришь.
— Наверно, — не стал спорить Циркач, — но Моника…
— Наш Борька бабник, наш Борька бабник! — традиционно подпел Шкипер. Он всегда дразнил Циркача этой популярной песенкой.
После случайной, но такой удачной встречи с Моникой, настроение было у всех отличное.