Охота на Крысолова
Шрифт:
— По машинам! Отправляемся! — со всех сторон раздались команды и все пришло в движение. Наша троица тоже побежала к открытому борту потрепанного ГАЗика, трёхосной версии «полуторки» и Собольков приказал лезть в кузов. Я быстро запрыгнул, не расставаясь со своей автоматической винтовкой, которую после отбитой атаки мессеров решил всегда носить с собой. В кузов бросили еще пару ящиков с какими-то бумагами, и бойцы кряхтя запихнули ящик со снарядами, оставшись затем в нашей полуторке. Мы тронулись в колонне, в которой было не меньше двадцати видов самого различного транспорта.
Встреча с Коробковым произвела на меня очень сильное впечатление. Насколько я помнил этого толкового генерала скоро арестуют, обвинят в халатности или измене, и затем расстреляют. Такая же участь ждала и командующего Западным фронтом Павлова. Советская военная машина еще не могла осознать с каким грозным и сильным врагом столкнулась сейчас, списывая поражения первых дней войны на неумелые действия командования в приграничных округах. И конечно
Глава 5
28 июня враг захватил Минск. Стоявший в 70 километрах от него Борисов оказался на острие главного удара противника — через него проходило стратегическое шоссе Минск — Москва. Сюда устремились ударные части группы армий «Центр», рассчитывая с ходу форсировать Березину. У русских, по данным немецкой разведки, здесь не было никаких значительных сил. Для развития наступления соединились две немецких танковых группы — 2-я Гудериана и 3-я Гота. 47-й танковый корпус группы Гудериана должен был максимально быстро наступать вдоль шоссе Брест-Москва на Борисов, Оршу, Смоленск, чтобы не дать советским войскам организовать прочную оборону. Такова вкратце была обстановка на момент нашего выдвижения в сторону Борисова.
Наша колонна выехала поздно вечером, когда уже стемнело. Это было единственно правильное решение, так как вражеская авиация ни на минуту не прекращала налеты на основные дороги и днем нас конечно бы разбомбили. Также в ночное время было сравнительно легче передвигаться, так как поток беженцев и различных частей был значительно меньше. Наши машины ехали, не включая фар, вернее ползли, скорость не превышала 15–20 километров. Колонна часто останавливалась, но в целом, продвижение в темноте было однообразным, бойцы в кузове моей машины уже спали, накрывшись плащ палатками. На одном из поворотов, мы свернули, здесь путь штаба армии и наш расходились. Я решил не терять времени и обстоятельно обдумать план дальнейших действий. Одна из причин, почему я легко согласился следовать за Собольковым, заключалась в задачах следующей миссии. Я снова открыл свою информационную панель и еще раз прочел задание:
Миссия 4: задержать наступление врага на вверенном вам участке фронта. Награда — 40 очков опыта.
Было над чем задуматься, эта миссия была значительно сложнее. Если первые миссии были можно сказать разминочными и тактическими, эта носила стратегический характер. Также в задании не уточнялось, на сколько нужно было задержать врага, а, следовательно, чем дольше — тем лучше. Фраза «вверенном вам участке фронта» у меня как у рядового бойца тоже вызывала улыбку. Как-будто разработчики, придумывая миссию подвели некую черту: «Ну все поигрались и хватит». Безусловно, я прекрасно понимал, что моих возможностей явно недостаточно, чтобы изменить ход войны, но кое-что я помнил из истории, а значит предвидел ситуацию. В Борисове, куда мы направлялись действительно больших соединений, не было. Для сдерживания противника 30 июня командующий Западным фронтом генерал армии Павлов приказал перебросить сюда 1-ю Московскую мотострелковую дивизию, которая должна была занять позицию на 50-километровом фронте по восточному берегу Березины и войти в подчинение штабу 44-го стрелкового корпуса. На этом мои познания заканчивались. Как конкретно будет развиваться ситуация, я не знал, ясно было только одно, оборону мы здесь надолго не удержим, и вскоре Смоленск также будет взят в клещи. Пожалуй, чтобы как-то замедлить наступление фрицев нужно было бы только своевременно уничтожить мосты, в реальной истории по какой-то причине их не все успели взорвать и это дало немецким войскам существенную фору по времени. В этом направлении нужно было подумать.
Меня также волновал самый главный вопрос: мне любыми способами нужно было опять пробраться в тыл врага, чтобы продолжить поиск детей, а для этого нужно было разработать толковый план. Я еще раз прокрутил в голове свой разговор с Никой в Сколково. Она объяснила тогда, что групповая миссия ребят предусматривала экстренный выход, на своей панели руководителю виртэкскурсии нужно было нажать кнопку, но почему-то он этого не сделал или не смог. По технике безопасности при отключении чипа руководителя от системы, кнопки выхода из миссии автоматически должны были появиться на панели у каждого из детей, но и это видимо не произошло, так как никто из ребят из этой реальности не вышел. Таким образом, оставалась единственная возможность их безаварийного возвращения: детей нужно было привести в конечную точку миссии. Этим местом была школа недалеко от Бреста. Подвал школы — это был своеобразный портал в наш мир. Оставалось только найти детей и привезти их в этот подвал. Был еще план Б. Кнопка экстренного выхода была и на моей панели. Она сработала бы и для детей, но для этого
Я подумал, что настало время распределить опыт, полученный от предыдущей миссии. Я открыл информационную панель:
Сила 17
Ловкость 4
Выносливость 4
Харизма 52
Меткость 11
Удача 3
Скорость 13
Обучение 22
Здоровье — 100 %
У меня было 30 баллов, на что же их потратить? Только три моих показателя: Ловкость, Выносливость и Удача были среднестатистическими, остальные превышали уровень нормального человека. Я мог, наверное, поднять одной рукой килограммов двести, бегал я как собака, стрелял тоже вроде не плохо. Нужно было либо развивать имеющиеся навыки, либо выдерживать баланс. С сожалением вздохнув, я все-таки решил на всякий случай распределить 10 баллов на самые заниженные показатели: по троечке добавил Ловкости и Выносливости, и четверку накинул на Удачу. 10 баллов я прибавил Силе и по пятерке к Меткости и Скорости. Моя скорость сейчас видимо сравнялась со скоростью самой быстроходной эмки на хорошей дороге, по крайней мере собаки теперь нервно курят в сторонке. Хотелось сразу проверить Силу и Меткость, но в кузове как назло ничего не было, чтобы сломать или согнуть. Поэтому во время небольшой остановки я в темноте нашел приличный камень килограммов на пять и запустил его подальше. Камень со свистом улетел метров на 200 и ударился точно в столб. Столб сначала накренился, потом немного подумал и упал. Результатом я остался доволен. Так за размышлениями и за разминками мы добрались до пригородов Борисова и к Березине, на которой когда-то наши славные предки добили армию Наполеона.
Утром наша машина подъехала к небольшому мосту, по которому нескончаемым потоком на восток шли колонны солдат, техника, повозки и беженцы. Примерно за полкилометра до моста уже была пробка. Наш ГАЗик стал нагло продираться сквозь колонны людей и повозок постоянно сигналя. На подножке кабины стоял лейтенант Собольков и размахивал пистолетом, громко матерясь и угрожая расстрелом, это давало свои результаты. Переправиться на тот берег мы смогли примерно за час, и это был видимо очень хороший результат. Машина подъехала к какому-то строению, и мы быстро разгрузились: три бойца принялись выгружать ящик со снарядами, и я решил им помочь, взяв ящик, легко спрыгнул с ним из кузова и насвистывая отнес к его к штабелям других боеприпасов. Потом нас подвезли к походной кухне и покормили. Собольков приказав ждать его здесь и убежал искать начальство, хотя по реакции окружающих лейтенант-особист и сам был большой шишкой. Мы с Андреем съели еще по одной порции каши, нашли тень и решили вздремнуть. Однако поспать нам не дали. Над мостом появились немецкие самолеты, я подумал сначала, что они будут его бомбить, но немцы резонно полагали, что мост нужен им самим и на колонны людей посыпались листовки. О чем писала немецкая пропаганда мне было не интересно, но я понял, что положение наше не завидное, так как по самолетам не выстрелила ни одна зенитка, видимо около моста их просто не было. Прибежал Собольков и мы отправились на пару километров южнее от моста размещаться в расположение курсантов местного военного училища под командованием капитана Ларина. Здесь река делала крутой поворот и немного разливалась, образуя посередине несколько отмелей. Пахло бродом. Поэтому оборону этого места резонно решили укрепить. Капитан встретил нас с особистом не очень приветливо, в это время он отдавал приказы по установке пулеметов, и одной противотанковой пушки, рассматривая в бинокль противоположный берег.
Разглядывая нашу хилую оборону, лишенную к тому же возможности защищаться от вражеской авиации, я понимал, что если мне прикажут сейчас занять позицию в окопе, то видимо моя война здесь для меня и закончится, потому что путь был здесь только один — отдать свою жизнь за Родину. Я лихорадочно искал выход. Наконец улучшив минуту, я подошел к Соболькову и отвел его для серьезного разговора.
— Коля, отпусти меня за ленточку.
— За какую мать его, ленточку?
— За линию фронта, во вражеский тыл.
— А на кой?
— Я Гудериана ликвидирую.
— Ты что Вася, белены объелся? Ты мне здесь нужен, у нас приказ удержать оборону и отбросить противника, здесь у меня каждый солдат на счету.
— Да пойми ты, Гудериан этот очень грамотный командующий танковой армией. Немецкие танки очень быстрая и боеспособная техника, нам их с нашими силами пока не остановить, они наступают клиньями, прорывая нашу оборону где захотят, и окружая наши части. У них даже стратегия такая есть, блицкриг называется. Если не убрать Гудериана, он сейчас Смоленск захватит, Киев, а потом двинется на Москву, — говорил я все это и видел, как на глазах меняется лицо Николая, и простой парень превращается в матерого Особиста. Внезапно Собольков побледнел и расстегнув кобуру, выхватил пистолет. Я понял, что, пожалуй, сильно перегнул палку, расхваливая немецких стратегов и их тактику. Нужно было конечно же воспользоваться для этого разговора своей способностью ЛПС, но меня жаба душила — слишком она долго перезаряжается, а мало ли что могло случиться. Но теперь было поздно думать.