Охота на льва. Русская сова против британского льва!
Шрифт:
Номер, вопреки его ожиданию, был самым обычным: гостиная, спальня, ванная комната. Обстановка тоже роскошью не блистала, вполне современная, без излишеств. Денис осторожно прошел на середину гостиной и остановился возле круглого обеденного стола. На темно-лиловой атласной скатерти белел лист бумаги с заковыристым то ли гербом, то ли вензелем – какие-то буковки, крылышки… или шарики?..
– Добрый день, месье, – раздалось у Давыдова за спиной. Он медленно обернулся. В дверях ванной комнаты стояла, кутаясь в пушистый халат до пят, невысокая
– Здравствуйте, мадемуазель Бетенфельд. Капитан Давыдов, старший инспектор московской сыскной полиции.
– Что-нибудь случилось, капитан? – Девушка стремительно и одновременно грациозно пересекла комнату и села в кресло у полуоткрытого окна, взяла со столика рядом золотисто-черную коробочку, вынула оттуда такого же цвета длинную пахитоску.
Денис не имел сей пагубной привычки, потому не сразу сообразил, чего ждет от него француженка, держа на отлете руку с пахитоской. Девушка поняла ситуацию раньше, мило улыбнулась и прикурила сама.
– Пока нет, – сохраняя хмурое выражение лица, Давыдов уселся в кресло напротив. – Но мы имеем сведения, что о вашей делегации узнали местные уголовники и вознамерились «прощупать»…
– Что, простите?..
– Ну, это у них так называется… По-другому, обокрасть вас или ваших друзей.
– А откуда же господа уголовники узнали о нашей миссии?
– Это нам предстоит еще выяснить. А пока я уполномочен предупредить вашу делегацию о возможном… инциденте, а также должен обеспечить минимальную охрану.
– И каким же образом вы намерены нас охранять? – Француженка в упор уставилась на Давыдова, вернее, на пресловутый белый локон, и вызывающе томно вздохнула. При этом отвороты халата несколько разошлись, образовав весьма аппетитное декольте. Денис с трудом заставил себя не смотреть туда.
– Я должен организовать негласное сопровождение моими сотрудниками ваших коллег.
– А я? – Француженка пошевелилась, отчего пола халата сползла с колена, и оказалось, что ножки у мадемуазель весьма и весьма стройные. – Кто будет сопровождать меня?
– Я подберу вам самого опытного…
– Нет, капитан. Я желаю, чтобы это были вы. Кстати, зовите меня просто – Марта.
– Хорошо, мадемуазель… Марта… Я подумаю.
Давыдов почти не притворялся, испытывая самую настоящую растерянность. Он-то строил хитроумные планы, как обаять незнакомку, а получалось, это она его обворожила?! Его, любимца женщин от пятнадцати до пятидесяти? Черт! Надо что-то срочно придумать, как-то разорвать внезапно возникшие путы, иначе добром это не кончится… Ну же!.. «Элис!» – Денис ухватился за представший перед глазами нежный образ и сразу почувствовал облегчение.
«Вот ведь зараза! – уже почти спокойно подумал о француженке. – Специально их там этому обучают, что ли?.. Бедная Мата Хари, – вспомнил он и невольно усмехнулся, – вот у кого тебе учиться нужно! А то, понимаешь,
– Извольте сообщить мне план ваших передвижений на ближайшие сутки, – деловито и строго попросил Давыдов. – И своих коллег – тоже.
– Что ж, пожалуйста, – повела плечиком, как ни в чем не бывало, мадемуазель Бетенфельд. – Записывайте…
Денис лежал не раздеваясь у себя в номере на кровати, глядел в потолок и пытался в который раз разобраться в том странном состоянии, что не отпускало его последние недели.
Есть вещи, которые не спрячешь и не сыграешь по-актерски, как корыстолюбивая балетная фигуранточка играет страсть в объятиях влюбленного генерала-балетомана. Генерал, может, и знает правду, да только раз и навсегда от нее отмахнулся.
То, что случилось между ним и Элис Веллингтон, не укладывалось в правильное понятие о любовном романе. Как будто четыре человека его вели – два дневных и два ночных.
Ночных бешено тянуло друг к дружке, они обо всем забывали – стоило оказаться наедине. Были мгновения, когда Давыдов отчетливо понимал: это – любовь, та истинная любовь, которой он до сих пор не знал. Наступало утро – дневной Давыдов и дневная Элис продолжали прерванную вечером игру. Она, рассказывая ему о своих путешествиях, понемногу убеждала в правоте Британской империи и в великой чести служить Британии. Он же, слушая и задавая вопросы, позволял не слишком быстро втянуть себя в интригу. Такая шахматная партия длилась и в присутствии хохотушки Кэти, которая вовремя вмешивалась, если вопросы Давыдова ставили Элис в тупик.
Девушка весело осваивала роскошные московские магазины, даже уговорилась с мастером из фотографического ателье, чтобы сделал снимки торговых залов и расположения товаров на полках. Ее забавная деловитость веселила Давыдова, но он постоянно держал в уме, что Кэти – надежная помощница Элис, исполнительница ее распоряжений.
А Элис… Элис была прекрасна!
Она умела быть прекрасной. И простота ее прически из безупречных золотистых волос, и дорого стоящая элегантность костюмов и платьев, и свежесть кожи, и даже отполированные ноготки – все было овеяно ароматом привычного, из поколения в поколение передаваемого аристократизма. Аристократизма того уровня, когда неудачное сочетание цветов вызывает почти физическую боль. С Давыдовым тоже иногда случалось нечто подобное.
Но Элис ночная все же помнила о том конверте, что должен быть отправлен Чуркину. Ночной Давыдов забывал, а она – нет. И, приходя в себя, он видел особым, ночным зрением, как меняется ее лицо – только что было отрешенно-счастливым, а в следующий миг стало озабоченным…
Он был уверен, что в ночные мгновения эта женщина принадлежит ему вся целиком. Каждую ночь – сперва был уверен, потом вспоминал, что все не так просто.
И они ни разу не сказали друг другу короткого «люблю», ни на одном известном им языке…