Охота на медведя
Шрифт:
— Не надо печалиться, молодой человек. Память порой мне изменяет, но ум ясен, уверяю вас. Не хотите что-нибудь выпить? За компанию? Мне, признаться, врачи строго не рекомендуют и позволяют только в уик-энд. Но мы их обманем, не так ли? Тем более, у меня так давно не было гостей...
Взгляд сэра Джонса вдруг сделался столь спокойно печален, что Олегу стало жалко его — до тоски! Кто его здесь запер и зачем?.. И есть ли у него родные?
— Что вы предпочитаете? Коньяк, бренди, виски, бурбон?
По правде сказать, спиртного Олегу не
Олегу было искренне его жалко.
— Шерри.
Лицо Джонса осветилось улыбкой. Старичок нажал какую-то кнопочку на подлокотнике кресла-каталки. Через секунду вошла женщина лет тридцати в униформе горничной.
— Приготовьте шерри и двойной бурбон. Кофе? — спросил он Олега.
— Пожалуй.
— Вот кофе я люблю готовить сам. По-турецки. В песке. Не возражаете?
— Очень люблю.
— У меня отменный кофе. Пить мне его давно запретили, но аромат — чудный.
Просто чудный.
Пропиликал крохотный телефончик на подлокотнике кресла. Сэр Джонс поднес трубку к уху. Что он услышал такого — было неведомо. Но щеки его порозовели, взгляд засветился.
Вошла горничная с подносом. Джонс взял свой бурбон. Теперь он просто сиял:
— Ну что, господин Гринев? За удачу?
Олег вздохнул. Джонс посмотрел на него, улыбнулся:
— И не переживайте, Олег. Дела от нас не уйдут. От меня они никогда не уходили!
Свой бокал старик довольно стремительно осушил до дна, и — они передвинулись на обширный балкон, затененный со всех сторон растущими в кадках зелеными растениями. Здесь стоял ящик с песком, джезва, кофемолка, гриль, барбекю. Старик на своей каталке перемещался быстро: по-видимому, привык.
Кофе Джонс готовил умело, с видимым удовольствием. Словно священнодействовал. Сначала долго молол отборные зерна в кофемолке.
— Весь секрет приготовления кофе — в хорошем помоле. Нужно помолоть как можно мельче, в пыль. Моя кофемолка сделана на заказ. А потом — вода. Чистая, родниковая, без примесей. И — в песочек, вот так. И нужно поворачивать джезву и не допускать, чтобы кофе остывал или, не дай бог, быстро закипал: чтобы весь вкус и аромат зерен перешел в напиток, нужен равномерный, медленный и постоянно усиливающийся нагрев. Как при хорошем подъеме на бирже, а? В двадцать шестом я работал в маленьком придорожном кафе. Тогда не было грилей: мы готовили для проезжающих водителей отменные отбивные и жарили на решетке на углях. И еще — великолепных цыплят. Все это было до Великой депрессии. Впрочем, отец вам, верно, рассказывал.
— Нет.
— Нет?! О, некогда он даже дрался на ринге! За деньги, разумеется! И сумел побить Макса Кампентьера! Того самого Кампентьера, что через шесть лет стал чемпионом! Разве он никогда не рассказывал вам этого? В каком же году это было?
Ну да, в двадцать седьмом!
— Мой
— Я же помню!
— Он родился в двадцать пятом.
— Джексон Грин — в двадцать пятом?
— Меня зовут Олег Гринев. Моего отца звали Федором. Теодором. Он — русский.
— Так вы — из России?
— Да.
Олегу стало горько. Старичок, конечно, милый и обаятельный. Но... Вот именно — но. Зачем все-таки Корсаков прислал его сюда? Чтобы изолировать?
Хотя... Он же сам сказал. Ему хотелось сделать Папе Роджеру услугу. Вот он и сделал. Прислал собеседника. Миллиардеру скучно. Весь персонал переслушал его истории, наверное, сотни раз.
— Так вы из Москвы?
— Да.
— Вы там живете, мистер Гринев?
— Уже нет.
— Ну да: вы сбрендили и вас прислали сюда. Очень мило. Это — в их стиле.
— В чьем?
— В людском. Люди стремятся отгородиться ото всего, чего не понимают. Мир стал убог духом.
— Мир всегда был таким.
— Москва. Я был в Москве. Совсем недавно.
— И как вам показалось?
— Утомительно. Слишком много заседаний. Впрочем, ваш Брежнев очень радушный человек. И — отличный спортсмен. Он катал меня на «мерседесе». Как его здоровье? — Никак.
— При его жизнерадостности он будет править еще достаточно долго.
— О да. И умрет в восемьдесят втором. Мне тогда исполнится двенадцать лет.
Старик посмотрел на Гринева внимательно:
— Мне кажется, вы раздражены чем-то. И говорите, как малый ребенок. Кто может знать будущее?
— Тот, для кого это будущее уже в прошлом.
Глава 97
Олег пригубил кофе. Действительно, отменный.
— Будущее в прошлом... — произнес тихо Роджер Джонс. — В двадцать девятом году мне было девятнадцать. С семнадцати лет я нелегально возил контрабандное виски. У меня даже завелся свой грузовичок. Возил... Пока полиция не расстреляла колонну. Дона Лучиано подставили его чикагские конкуренты. Я выскочил чудом. Продал искалеченный грузовик. Потом пошел к одному малому в Бронксе. Он был мне должен деньги. Я его избил. И вытряс четыре тысячи долларов. Если бы он заявил в полицию, меня ждала бы тюрьма. Он не заявил: к нему пришли другие кредиторы. А поскольку они опоздали и денег у него уже не было, он умер.
А у меня оказалось четыре тысячи долларов. Я купил себе место маклера на Нью-Йоркской бирже. Пошил дорогой костюм. Взял кредит и стал шиковать. Нужно сказать, что в те времена Нью-Йоркская фондовая биржа была просто Клондайком для аферистов. А я был, несомненно, аферистом.
Нечто витало тогда в воздухе... Нечто... А я сошелся с одним малым, Генри Бартоком. Рестораны, девочки, все такое... Генри Барток был управляющим в одной из контор Генри Флея Крика — стального короля Америки. Когда он напивался, то начинал беспокоиться о будущем. Вслух. А я был внимательный слушатель.