Охота на некроманта
Шрифт:
Запасливость Марка сейчас спасала шкуры всем присутствующим.
Лука швырнул поверх свою сетку, куда слабее, стягивая вместе и свою, и Маркову печать в узел у червя на предполагаемой заднице. Закрепил концы и прикрыл второй покрышкой. Схлопнул. Сеть сработала, прожигая в теле нежити борозды, но не рассеялась. Впрочем, червю особого вреда тоже не принесла. Тварь судорожно разжала лапы, выпустив Марка, рванулась в сторону в путах, которые становились все толще. Съехала на брюхе обратно в ров, уперлась всеми лапами в дно и защелкала броней, собираясь сама в себя, словно пружина. Видимо, задумала рывком скинуть с себя
Стажер, которому Лука от щедрот отвалил своих заготовок, тоже сообразил, что к чему — спеленал лапы, прежде всего стараясь отсечь и обездвижить ту, которая продолжала тащить раненого мужика под брюхо. Благо тот сознания от болевого шока не потерял, а, достав табельное оружие, палил куда-то в стык панциря и лап. Стандартный патрон червя не брал, но отвлекал. На безрыбье тоже сгодится.
Вторая атака от Марка пришлась как раз на сочленение лап и бронированного корпуса — в этот раз он бил точно, прицельно, не сетью, а иглой. Лука только языком цокнул — так он не умел.
В месте, где печать врезалась в червя, что-то заискрило, ярко полыхнуло и задымилось. Черный след быстро расползся обширным ожогом, лапа, цепляющая стажера за ногу, повисла на тонком хряще, а потом и вовсе отпала, рассыпавшись мерцающими углями.
Двое тут же подхватились вытаскивать раненого из ямы. Того не только порезало, но еще и обожгло печатью: он орал и матерился так, что позади Луки хлопнула крышка какого-то уцелевшего в бардаке этой ночи гроба. Видимо, особо мозговитая вторая форма впечатлилась трехэтажным матом и предпочла переждать.
Червь защелкал еще быстрее, когда Марк, пошатываясь, с трудом балансируя на краю рва, добавил еще одну печать — в центр хребта, как раз туда, где спиральные узоры были гуще всего. Двое свободных стажеров атаковали с боков. Слабенько, конечно, припечатали. Лука добросил свою, закрепляя и снова стягивая чужое. Сил такие печати отжирали немеряно, куда больше, чем если бы сам бил. Уже не глядя, он скинул левому стажеру еще заготовку — пожиже первой, но получше, чем у полицейских коллег.
Червь под семью печатями скрутился в плотный шар, словно броненосец, и завибрировал — пошел закапываться вглубь. Кроме щелканья и скрежета к общему хору звуков добавилось мычание, похожее на хоровое пение без слов. Скотина поняла, что проигрывает, и попыталась выиграть время.
Процесс нужно было срочно тормозить.
Умертвие рассчитывало отсидеться под землей, пока нехорошие упокойники окончательно не попортили ценную холерную шкурку. Допускать такое было нельзя. Выкапывать тварюку вручную — удовольствие невеликое, а в их положении, когда аларм по всему городу, и вовсе неподъемное: ноги копателям поотрубает живо, а любому экскаватору скрутит гусеницы узлом. А пока сверху будут думать, чем и как выкорчевать паскуду, тот зарастит дырки, разрушит печати и снова выползет на свет. Причем не факт, что из этого рва. Уж больно форма хорошая, практичная — короткий, но широкий. Как пить дать, пророется под ограду и вылезет посреди города, в жилом квартале, где народу завались — дави не хочу.
Лука пронзительно свистнул Марку и показал пальцем вниз. Тот сквозь вой и щелканье вроде услышал и кивнул. Понял. Во всяком случае, Лука на это понадеялся.
Он скинул все лишнее, оставив в кулаке только две печати: верхнюю покрышку, которую следовало запихнуть умертвию под брюхо
Червь окончательно свернулся колесом и стал похож на гигантскую улитку. Теперь он не мычал, а выл все звонче и выше, одновременно создавая всем телом мощную монотонную вибрацию. Твердая на вид земля от нее послушно расступалась, крошась, и умертвие медленно, но верно погружалось вглубь, словно в зыбучие пески.
Лука съехал на заднице в ров и почти сразу увяз по бедра в рыхлой земле. Хорошо хоть на такой глубине грунт был сухим и легким — выбраться удалось быстро. Упав ничком, словно под животом была болотная топь, он пополз к червю. Лап уже можно было не опасаться — тварюка втянула в себя все выступающее, а то неровен час — отгрызут злые некроманты.
Марк швырнул еще одну печать, простенькую, целя чуть ниже, почти в землю. Сеть на мгновение прилипла к панцирю, высветив подземный контур твари — Луке этой секунды как раз хватило, чтобы сунуть руку с нижней покрышкой и палетой черных пробирок как можно глубже, практически вмять их под панцирь, в жесткое холодное брюхо.
Тварь заверещала совсем уж тонко, предчувствуя недоброе, стала разворачиваться, но не успела — Лука схлопнул покрышки. Восемь печатей громыхнули как салют. Оставалось только порадоваться собственной богатой практике, которая позволила не только свои печати закрыть, но и чужие захлопнуть.
Радовался Лука ровно долю секунды: червь, вместо того чтобы, как положено, перетечь в четвертую форму и распасться на холерные останки, встал вертикально на дыбы, полыхнул по всей длине и взорвался. Натурально так рванул, как шарик с гелием.
Лука только ощутил, как ему стукнули по ушам, врезали под дых, и сразу оказался закопан по самые уши в пушистую землю. Забарахтался, пытаясь выбраться, заорал, мгновенно набрав полный рот песка, нащупал чью-то руку и рванулся наверх.
Вытащил его все тот же дуболомистый стажер: ухватил за разгрузку и выдернул наружу, словно морковку из грядки.
В глазах у Луки двоилось, в ушах противно по-комариному пищало, остальные звуки сквозь контузию пока прорваться не могли.
Он устало привалился к земляному валу, пошарил по карманам, нащупал помятую пачку сигарет и без удовольствия закурил. Никотин, как любые другие наркотические вещества, помогал восстанавливаться втрое быстрее, но в силу особенностей некроталанта на вкус и запах ощущался омерзительнее касторового масла в смеси с рыбьим жиром. Сигареты худо-бедно были еще терпимы. А вот трубочный табак оказался совсем непереносим — от него выворачивало.
Первая же затяжка прочистила голову. Появились звуки, правда, приглушенные, точно Лука сидел в глубоком пруду. Зрение тоже подводило — мутилось. Все вокруг казалось замедленным и неспешным.
Вот над ним озабоченно склоняется детина-стажер и что-то спрашивает, медленно разевая рот, как рыба. Вот двое других осторожно поднимают раненого, подхватывая под руки и стараясь не задеть покалеченные ноги, и волокут в сторону ворот. Вот Марк по-киношному пафосно салютует ему фляжкой и делает большой глоток. У Марка серое от усталости лицо и лопнувшие сосуды на шее — слишком много вложил в сетки и печати.