Охота на охотника
Шрифт:
Хмурый папенька.
Маменька в слезах и с платочком. Стешка, не скрывающая радости, и от этого втройне больно.
– Мне жаль, - отец отводит глаза.
– Это был несчастный случай...
– Это было убийство, - Катарина слегка картавит. И говорит тихо, уверенно, и Лиза сразу верит ей.
– Кто?
– Стрежницкий.
Имя незнакомо. Оно колючее, гадкое, и Элиза повторяет его шепотом, пробуя на вкус. Имя вязнет на зубах. Имя... вызывает отвращение, глухую злость, до тошноты, до...
– За что?
–
...он и вправду оставил духовую грамоту, по которой Элизе отошло поместье и пара деревень, немалое денежное содержание и гарнитур из желтых алмазов.
– Он собирался делать подарок к свадьбе, - сказала Катарина, которая как-то сама собой осталась в семье, благо, положенное ей жалование Ветрицкий выплатил на десять лет вперед.
– Вам бы пошло несказанно. Не стоит плакать. Вот увидите, жизнь сложна и непредсказума... полагаю, у вас будет возможность восстановить справедливость.
...эта мысль прочно засела в Элизиной голове.
Справедливость.
Ветрицкий ее заслуживает, потому что он самый лучший... был... за что убили? И кто? Она, конечно, не могла узнать сама, но Катарина, верная Катарина...
– Гнилой ничтожный человек. Во время смуты ему удалось выбрать верную сторону, - она теперь была подле Элизы денно и нощно, надежно ограждая подопечную и от матушки с ее безумною идеей немедля выдать Элизу замуж, а еще отнять алмазы, ибо у Элизы траур, а Стешеньке нужнее, и от самой Стешки, и от всех иных забот.
– Он многое творил такого, о чем ныне говорить не принято... сказывают, он собственноручно удавил невесту...
– Свою?
– спросила Элиза и поняла, до чего нелепо звучит этот вопрос.
– Свою... это очень грустная история... о любви и доверии... так уж вышло, что я знала несчастную Марену, и поэтому от души ненавижу Стрежницкого.
Стоп.
Вдох.
Выдох. И осторожно, не спеша, не разрушая тонкое полотно чужой, ожившей памяти. Катарина... ее лицо расплывчато, и сложно сказать, красива она или нет. И вовсе разобрать хоть какие-то черты. Голос и тот будто бы меняется.
Высокая?
Низкая?
Цвет волос, цвет глаз, все ускользает, будто бы Димитрий смотрит на нее сквозь закопченное стекло. Морок? Определенно.
– Мы были близки, как сестры... ближе, чем иные сестры...
...Стешка давече скандал закатила, что у Элизы платья лучше. Так ей из Арсинора привезли, по последней моде. Ветрицкий мерки отвез Ламановой, заказал гардероб для будущей жены. И сердце сжалось болезненно...
– Я ей говорила, что опасно доверять этому проходимцу... откуда он взялся? Появился вдруг... вскружил голову... уверил, что они будут вместе до конца жизни. Женское сердце слабо, сама знаешь...
И Элиза кивает.
Знает.
А еще болит оно, ноет.
–
– Почему?
Катарина пожала плечами.
– Надоела... видишь ли, дорогая, мужчины не склонны ценить самоотверженных женщин. Она узнала о нем кое-что нелицеприятное. В последнем своем письме она говорила, что пребывает в сомнениях, что любовь в ней борется с чувством долга. Полагаю, он помогал смутьянам, представляясь верным сторонником короны...
– Это...
– Предательство. Да, но, возможно, она готова была бы принять его и таким... что поделаешь, любовь ослепляет...
...Димитрий согласился.
Еще как ослепляет, а уж приправленная изрядной толикой воздействия, вообще способна сделать влюбленного слепым, глухим и неспособным думать.
Девочку было жаль.
Немного.
– Полагаю, она попыталась воззвать к его совести, за что и поплатилась. Мне стоило немалых усилий выяснить ее судьбу. И да, я пришла в ужас... я желала не мести, но справедливости...
– И почему...
– Потому что к тому времени Стрежницкий успел прославиться. Как же, герой... о нем говорили, как о человеке самоотверженном, подающем пример слабым. И тут я. Кто бы поверил мне? Тому несчастному письму, в котором и доказательств не было, одни лишь намеки.
Теперь голос звучал ровно, а речь была тиха, убаюкивающа. И Элиза поддалась ей, она прикрыла глаза, почти засыпая.
– Ничего, деточка... я так ждала... мы все ждали... и время пришло... ты ведь поможешь мне? Мы восстановим справедливость...
...от памяти почти ничего не осталось.
Верно, время выходит, ведь мертвое должно остаться мертвым. А потому Димитрий торопится. Он листает дни, прослушивая беседы, которые сводятся к одному: девочку учили ненавидеть.
...воплощения зла.
...подлец.
Соблазнитель женщин. Бретер, вызывающий на бой лишь тех, кто заведомо слабее. Убийца на службе короне... как узнали?
Димитрий спросит.
Позже.
– Скоро уже...
– Катарина стала ближе, чем родные, и пожалуй, лишь она одна понимала всю боль юной души...
...конечно, понимала. Она и не давала этой ране зарасти, наслаивая на одни чувства, другие. Это ведь просто, разжечь интерес до влюбленности, а ее выставить любовью. И плеснуть горя, отчаяния. Довести до грани...
– Ты должна принять участие в конкурсе, - Катарина держала Элизу за руку.
– Это наш шанс...
...единственный.
...ведь она никогда не выйдет замуж, чтобы не опошлить память о Ветрицком.
– Куда тебе на конкурс?
– матушка, впрочем, имела свое собственное мнение.
– Ты посмотри на себя! Ты исхудала, вся потемнела, тебя и близко не допустят... а вот Стешенька...