Охота на рэкетиров
Шрифт:
Вокруг пролегла древняя каменистая степь, в незапамятные времена бывшая родным домом киммерийцам, скифам и сарматам. Дым их очагов некогда вился над шатрами, поблизости кочевий паслись тучные табуны низкорослых, выносливых лошадей. То здесь, то там равнину сторожили курганы, немые свидетели той далекой эпохи.
Андрей отвлекся, представив на мгновение, как земля сотрясалась от гула конских копыт, степняки, обернувшись, пускали меткие стрелы в неповоротливых греческих гоплитов, а сталь скрежетала о сталь. Степь пылала, подожженная кочевниками.
Справа невдалеке сквозь пелену дождя Андрею почудился размытый силуэт каменной скифской
Добрых десять лет прошло с тех пор, как Андрей побывал в этих краях. Правда, тогда никто никуда не спешил, он с родителями ехал на море.
Они выехали из дома гораздо позже, чем рассчитывали, пришлось ночевать по дороге. Пока Бандура-старший разжигал неказистый, но безотказный примус «Шмель», а мама занималась нехитрой походной стряпней, Андрей, предоставленный самому себе, носился по округе, играя в разведчиков. Он пробежал сотни полторы метров вдоль лесополосы, приютившей их на ночь, уклонился в поле, преодолел подъем и, в конце концов, очутился на вершине высокого кургана.
У подножия кургана царствовали богатые колючками кусты, вершина поросла травой. На плоской, открытой всем ветрам площадке Андрей с изумлением обнаружил древнюю каменную статую, то ли сурового воина, то ли не менее суровой царицы. Грубые черты иссеченного бесчисленными дождями хмурого лица не позволяли сделать однозначные выводы. Раскосые глаза из-под широких бровей смотрели на незваного пришельца неприветливо. Андрей был так поражен находкой, что сначала замер на месте, затаив дыхание, а затем с воплем ринулся наутек и в пять минут достиг лагеря. Перепуганные его криками родители бежали навстречу — отец с монтировкой в черных после примуса руках, мать со сковородой, на которой только что жарились оладьи.
Андрюша сбивчиво рассказал о своей находке, волнение улеглось, семья уселась ужинать вокруг складного походного столика. Андрюша уплетал оладьи со сгущенкой, запивая горячим какао из эмалированной армейской кружки.
Отец первым покончил с ужином, вставил в зубы сигарету. Мать занялась уборкой. Бандура-старший выпустил дым в почерневшее небо, на котором зажглись мириады звезд, повернулся к сыну.
— Давай-ка, парень, сходим, поглядим, на твоего истукана. Если, конечно, не возражаешь.
Андрей, естественно, встретил эту идею с восторгом. Мама попробовала отговорить их от прогулки, но скоро сдалась.
— Только недолго, Саша, — сказала она отцу.
— Одна нога здесь, другая там, — заверил супругу Бандура-старший.
Взявшись за руки, они поднялись на курган. Наверху был легкий ветерок, степь, посеребренная Луной, раскинулась, куда ни глянь, до горизонта, растворившегося в чернилах неба. Каменная «баба», естественно, стояла там, где оставил ее Андрей, пускаясь в паническое бегство. Раскосые азиатские глаза мрачно взирали на степь далеко внизу.
— Папа, кто его построил, как ты думаешь? — Андрюша крепко держал отца за рукав.
— Не знаю, сынок. — Бандура-старший пошарил по карманам, в поисках пачки сигарет. — Может, скифы, а может, кто до них. А может, и после. Анты, например…
— Кто такие анты?
— Жил такой народ в этих краях. Очень давно… А потом исчез…
Андрюше стало жаль антов, затерявшихся среди столетий, как оловянный солдатик, забытый на берегу речки. Как это — целый народ исчез?
— Кто их знает, — вздохнул отец, закуривая. — Могли враги истребить. Гунны, например, или авары. Или просто вымерли. Все что угодно, могло случиться… — Бандура-старший озабоченно взглянул на сына:
— А
— Ух, ты! — Андрюша с облегчением перевел дух. — Пап, а зачем они поставили тут эту каменную штуку?
Бандура-старший пожал плечами:
— Кто теперь точно скажет? Хотя, насколько я знаю, сынок, кочевники ставили такие вот памятники на могилах своих вождей.
— Да? — Бандуру-младшего захлестнули самые разнообразные эмоции. — Значит, под нами могила воина?
— Пожалуй, что и так, — согласился отец. — Какого-то богатыря, сказочного героя.
— Значит, под нами воин лежит?!
— И воин, — кивнул отец, — и его боевой конь. Скорее всего, еще и слуги, а то и жены.
— Как?! — выкрикнул Андрей, не веря своим ушам.
— Когда умирал прославленный воин, скифы хоронили вместе с ним его оружие, слуг и коней, чтобы в загробном мире у него ни в чем не было недостатка.
— Ничего себе! — выкрикнул Бандура-младший, приходя в сильнейшее возбуждение. — Хорошо, что сейчас так не делают!
— Да уж, — ухмыльнулся отец, представив подобный ритуал на похоронах командующего военным округом.
— Значит, они лежат там? — Андрюша указал пальцем под ноги
— Глубоко под землей, — поправил отец. — В самой нижней точке кургана, а то и того ниже.
— И оружие? И мечи, и шлемы? Щиты, топоры и золото? Сокровища?!
— Ну, — начал отец нерешительно, — я думаю, что наш курган уже давно разграбили. Одна каменная баба осталась.
— Кто разграбил?
— Да кто угодно, сынок. При монголах еще. А то и раньше…
— А эти скифы, что статую сделали, они раньше монголов были? — изумился Андрей, как раз изучавший в том году историю Киевской Руси. История была любимым предметом Андрея, учебник с большими иллюстрациями сверху и текстом, расположенным внизу он прочитал от корки до корки задолго до того, как окончились занятия, и наступил перерыв — до осени. Разделавшись со школьным учебником, Андрей запоем проглотил историческую трилогию Василия Яна, [47] которую взял у мамы в школьной библиотеке, а затем одолел толстый роман Скляренко [48] «Святослав».
47
Ян Василий Григорьевич (Янчевецкий), (1874, Киев — 1954, Звенигород), русский советский писатель, автор замечательных исторических романов «Огни на курганах» (1932), «Чингисхан» (1939), «Батый» (1942), «К последнему морю» (1955) и многих других
48
Роман «Святослав» украинского советского писателя Семена Дмитриевича Скляренко (1901–1962) о великом древнерусском завоевателе. Перу Скляренко принадлежит и продолжение повествования, роман «Владимир»
— Раньше хана Батыя?!
— Гораздо раньше, — подтвердил отец. За тысячу лет. А то и полторы…
— Полторы тысячи?! — ахнул Бандура-младший, и примолк, переваривая услышанное.
Когда вам около десяти, временные отрезки, измеряемые тысячами, кажутся совершенно неправдоподобными.
— Тысячу… — повторил отец. — Видишь ли, сынок, это изваяние высекли человеческие руки так давно, что и представить тяжело. От мастера — и пыли не осталось, а каменная статуя стоит себе, десятки веков, и еще столько же простоит, если, конечно, вандалы какие не разрушат. Не из алюминия, к счастью, — добавил отец, улыбнувшись.