Охота на сурков
Шрифт:
— Тогда… — хозяин Луциенбурга искоса оглядел меня, — тогда ты тоже не станешь возражать, если я передам соответствующую информацию телеграфному агентству только завтра? Тебя это устраивает?
— Устраивает.
В висках у меня перестало стучать. Я даже не мог объяснить, до какой степени это меня устраивало. Хоть и на короткое время, я получал свободу действий, чтобы «бережно преподнести все» Ксане.
Наступил час расставания. (Неужели он пройдет, а я так и не спрошу Валентина о том, о чем все время хотел спросить? Хоть бы я вспомнил этот треклятый вопрос. Подобно тени большой рыбы, он быстро скользил где-то под истончившейся ледяной коркой… Пока не поздно, я должен, должен выудить его из ледяной
— Смотрите, Тифенбруккер. Ваш пилот Лиэтар, наверно, сделает посадку в Тулоне и заправится горючим, хотя, возможно, он и не станет заправляться… Во всяком случае, французы не подведут. А потом он сразу же перелетит через Средиземное море. Лионский залив останется у вас по правую руку и Барселона тоже. Мсье Лиэтар возьмет курс на Барселону только в крайнем случае, если вдруг какой-нибудь «мессер» Германа-морфиниста [201] заинтересуется совершенно безобидным спортивным самолетом с французским опознавательным знаком. Словом, пилот прямиком доставит вас к устью Эбро вблизи… взгляните-ка сюда… вблизи Камбриля. Вы как раз поспеете к обеду в Agrupaci'on Autouoma del Ebro, к обеду у Модесто.
201
Имеется в виду рейхсмаршал фашистской авиации Герман Геринг..
Я вспомнил, что Адан Итурра, молодой баск, упоминал о группе войск, находившейся под командованием Модесто. Куят снял очки.
— Модесто — блестящий полководец, человек безупречной честности, отличный парень, недаром его зовут Модесто [202] . Ему подчинены два армейских корпуса, в них входят, кстати, тридцать пятая дивизия генерала Вальтера и сорок пятая подполковника Ганса, одиннадцатая Интербригада из этой дивизии была передана дивизии Вальтера.
202
Modesto (исп.) — скромный, благородный.
— Ганс Кале, — сказал Валентин, — мой закадычный друг.
— Если вам повезет, а везение, как вы справедливо заметили, необходимо даже приверженцам исторического материализма, вы поспеете в его штаб к comida [203] . Как у вас, между прочим, с испанским?
— Salud, commandante [204] . Самые необходимые слова я выучил в России.
— Ну а теперь сможете выучить самые необходимые русские слова в Испании, у моего друга полковника Лоти… Впрочем, но зря вас зовут Кавказец Вале. В уроках русского вы не нуждаетесь… Итак, они ищут замену комиссару сорок пятой дивизии, который тяжело заболел. Его зовут Севиль…
203
Обед (исп.).
204
Привет, командир (исп.).
Впервые со времени сердечного приступа слоновьи глазки Кавалера тропиков на секунду опять лукаво заблестели.
— И непосвященные и посвященные, — продолжал он, — наверно, удивятся, что я знаю тамошнюю обстановку как свои пять пальцев. Да? А ну,
— Не мешало бы, — сказал я.
— Не-е-т, я просто пошутил. Не делан такого глубокомысленного лица. Кроме всего прочего, в «физелер-шторхе» есть только о-о-дно место, рядом с пилотом.
Вале, который по-прежнему стоял, упершись кулаками в бока, спросил:
— Разве ты, товарищ, не был военным летчиком?
— Знаешь что, Требла, лети к Модесто в смокинге! — Впервые после припадка Куят издал несколько хриплых звуков, которые должны были изобразить смешок. — Посмотрите внимательней на этого молодца, Тифенбруккер, куда ему лететь, он же развалина.
— Валентин, разве я похож на развалину? — спросил я спокойно.
— Не нахожу. Нет, я этого совсем не нахожу, — ответил Валентин, обращаясь к деду.
Куят скосил глаза сперва на него, потом на меня, словно слон, опустившийся на колени, и снова обратился к Вале:
— Позвольте, двадцать лет тому назад один британский летчик над Черным морем угодил этому типу прямо в башку…
— В голову, — поправил я его.
— Ладноладпо, пусть в голову. Сие довольно широко известно. А тот, кто этого не знает, сам догадается.
— Ты бы догадался? — спросил я Валентина.
Не глядя на меня, он ответил:
— Да, это известно. И довольно широко известно также, что в феврале тридцать четвертого он исполнял обязанности второго заместителя командира шуцбунда в Штирии…
— Во-первых, тогда он был на четыре года моложе!
— Мне еще нет сорока, — тихо сказал я.
— Во-вторых, как раз в данное время генштаб республиканской Народной армии намерен назначать на посты батальонных и ротных командиров исключительно испанцев. Ходят слухи даже, что в связи с этим распустят Интернациональные бригады. Хотя, возможно, это пустая болтовня. Как бы то ни было, пехотинцы им вообще не нужны. Нужны, правда, летчики… В-третьих, ты сам как-то признался, что не можешьбольше летать. Но даже если бы ты и не был так сильно пришиблен тем ранением, то и тогда тебе не следовало бы сматываться с Тифен-бруккером на Эбро… В-четвертых, ты еще понадобишься…
— Это можно сказать о каждом.
— Ты же сочинитель, — прошипел дед.
— Ты хочешь сказать, плохо починенная развалина.
— Bobagem! — (Что должно было означать «чушь» в переводе с португальского.) — И в-пятых, — Куят поднял свои большие ладони, словно заклиная меня, — и в-нятых, дружище, ты не можешь оставить Роксану одну в эту ми-ну-ту…
Валентин посмотрел на меня в упор своими мужицкими глазками, его нос, мягко освещенный отсветами, проникавшими сквозь рентгеновский снимок Европы в масштабе 1: 2 750 000, казался еще более распухшим.
— Нет, я не могу взять тебя на войну, на войну в Испанию. Останешься, значит, здесь, в… Где ты живешь?
— В данный момент в Понтрезине, — с явным облегчением ответил за меня Куят.
— Останешься, значит, в Понтрезине, Требла.
И в Понтрезине идет война, Валентин. (Этих слов я вслух не произнес.)
Стоячий воротничок деда, который мы раньше расстегнули, держался теперь на одной запонке на затылке; концы воротничка горизонтально лежали на плечах. В янтарных бликах столика (разложенная на нем карта Европы слегка приглушала их) воротничок напоминал украшение бога в азиатском храме. Собираясь покинуть сейчас башню, свое одинокое убежище, Куят буквально обрушил на нас поток прощальных слов; на секунду я с опаской подумал даже, что это его лебединая песня или, вернее, лебединое курлыканье. «Эфедринизированный» или «шокированный», я не очень-то прислушивался к его бормотанью, но в конце концов сказал: