Охота на ведьму
Шрифт:
– Это уж точно, – поддержала меня повитуха. – Теперь дождемся последа, вымоем тебя, и ты наконец-то сможешь лечь.
– Последа? – Я сглотнула. Судя по всему, что мне рассказывали, выход последа – самая мерзкая часть родов.
– Сходи-ка ты в кухню и приготовь Эльзбет супа, чтобы она набиралась сил. – Гертрауд рассмеялась. – Я там все подготовила. А мы с тобой выпьем вина на травах, я его в кладовой видела. И не торопись возвращаться.
Когда подмастерье Рупрехта с факелом привел меня домой, уже стояла глухая ночь. Я на цыпочках поднялась в свою комнату, чтобы не будить папу, но стоило двери скрипнуть, как он в ночной сорочке явился ко мне с лучиной в руке.
– У
– Да, хотя все это продолжалось ужасно долго. Родилась девочка. И сразу смогла пить молоко. Эльзбет так измучилась, что заснула прямо во время кормления.
– Я рад, что с ними обеими все в порядке.
Я не стала говорить папе, что Рупрехт не удостоил дочь и взглядом, когда я привела его из трактира, где он успел порядком напиться. Юркнув под одеяло и вздохнув от навалившейся на меня смертельной усталости, я поклялась, что никогда не выйду замуж.
Глава 14
Сентябрь 1484 года
После молитв за церковь, весь мир и умерших монахи запели «Отче наш». Оставалась еще коллекта [73] , затем Генрих произнесет благословение и вечерня подойдет к концу. В последние месяцы в монастырской жизни царила некоторая праздность, но сегодня, после строгого выговора Генриха, все монахи, кроме двух заболевших, наконец-то собрались на литургию часов – молитву, которая должна была играть в их жизни важную роль. Ну что ж, его внушение все-таки принесло свои плоды, и он мог бы быть доволен собой, если бы не некоторое разочарование с этой привилегией на выдачу индульгенций. Крамер надеялся, что отпущение грехов захотят получить куда больше горожан. Дело в том, что страсбургский епископ официально разрешил ему использовать часть прибыли от индульгенций на борьбу с «теми женщинами, которые отрицают веру» – «quarundam muliercularum fidem abnegantium». Так Генрих мог бы покрыть расходы, которые неизбежно возникнут во время его поездок для участия в судебных процессах над ведьмами по всей стране.
73
Коллекта – соборная молитва в христианском богослужении.
Неужели жители Селесты так мало задумывались о спасении своей души? После вечерни в их церковь приходило, бывало, по дюжине, а то и вовсе жалких десять человек. Ну да ничего, после того как он попросил обоих городских священников в своих проповедях подчеркнуть важность решения епископа, ситуация несколько улучшилась.
Вначале Сюзанна приходила не очень часто, и это задевало Крамера куда сильнее, чем он мог бы предположить. Выходя после вечерни в дверь в леттнере, он первым делом обводил взглядом собравшихся в церкви. И стоило ему заметить золотистые кудри Сюзанны, как сердце в его груди начинало биться чаще. А если ее не было в церкви, он сердился.
Быть может, он был слишком строг с ней, когда уговаривал ее серьезнее относиться к получению индульгенции для матери. Ее зеленые глаза наполнились слезами, когда он описал ей невыразимые муки души в чистилище, и Генриху захотелось утешить ее, заключив в объятия. Свое отсутствие она объяснила предстоящими родами своей лучшей подруги, что Крамер, конечно же, сразу проверил. А с начала прошлой недели она действительно приходила на проповеди каждый день.
Сегодня он решил при выдаче индульгенции уделить Сюзанне немного больше времени. Тем вечером проповедь для мирян предстояло читать брату Бенедикту, его заместителю в управлении монастырем, сам же Генрих
– Да благословит вас Господь всемогущий! – торжественным речитативом завершил вечерню настоятель, осеняя своих собратьев крестным знамением. – Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
– Аминь, – ответили ему монахи.
Монахи неспешно покинули клирос и двинулись в свои кельи – кроме брата Бенедикта и Генриха.
– Посмотрим, сколько человек пришло сегодня, – буркнул брат Бенедикт, подлинный колосс, которому не были чужды мирские услады, и уже по этой причине он не очень-то нравился Крамеру.
Когда субприор [74] открыл дверь в леттнере, настоятель глазам своим не поверил: перед алтарем толпилось больше сотни кающихся, как мужчин, так и женщин, многие из них привели с собой маленьких детей.
– Ну и ну. – Брат Бенедикт присвистнул, точно уличный мальчишка. – Уж у нас-то монеты сегодня в сундуке зазвякают! – Он поднялся на каменное возвышение возле колонны у алтаря.
– Помолимся же! – Его зычный голос разнесся над головами верующих.
Тем временем Генрих прошелся вдоль собравшихся. Заметив Сюзанну – на ней уже вчера было это чудное зеленое платье с узким лифом и рукавами до локтя? – Крамер с улыбкой кивнул ей, и девушка поприветствовала его в ответ. Затем он остановился рядом с исповедальней и прислонился к колонне. Отсюда он мог хорошо рассмотреть дочь Миттнахта.
74
Субприор – заместитель приора (в доминиканском ордене).
К словам брата Бенедикта Генрих не прислушивался – содержание его проповеди о необходимости покаяния, которую субприор читал на немецком, настоятель и так знал наизусть. Он заметил, что Сюзанна, закрыв глаза, слегка покачивалась взад-вперед. Быть может, милое дитя устало от тяжкого труда? Или же она отдалась на волю образов из проповеди брата Бенедикта, описывавшего чистилище как царство ужаса, но в то же время и очищения души?
Когда она стояла вот так, погрузившись в собственные мысли, от нее словно исходили какие-то дивные чары. Какая она хрупкая, худенькая, уже не дитя, но еще и не женщина… Крамер вдруг задумался о том, кого она видит в нем. Отечески заботившегося о ней друга? Престарелого монаха, хотевшего сделать что-то хорошее тем, кто еще мог насладиться юностью? Или ей и вовсе не было до него дела?
Он глубоко вздохнул. На церковной трибуне брат Бенедикт завершил общую покаянную молитву, и жители Селесты обступили келаря и его сундук для сбора пожертвований, в то время как Сюзанна отделилась от толпы.
Крамер ждал ее в полумраке бокового нефа перед алтарем Богородицы, где отбрасывала багровые отблески одна-единственная свеча. Он кивнул, они оба преклонили колени и по традиции трижды прочли «Аве Мария». Затем Крамер передал девушке индульгенцию еще на сто дней.
– Как там твоя подруга Эльзбет? – поинтересовался он. – Я слышал, у нее были тяжелые роды.
– О да! Я не понимаю, как она это выдержала. Но каким-то чудом сейчас она уже и не помнит, как ей было больно.
Приор невольно улыбнулся.
– Вам, юным созданиям, еще дарована благодать быстрого забвения.
Сюзанна посмотрела ему в глаза.
– Можно у вас кое-что спросить, брат Генрих?
– Конечно.
– Как так получается, что женщины вынуждены терпеть такую боль, – они ведь дарят жизнь новому человеку?
– Разве ты этого не знаешь, Сюзанна? Адам и Ева вкусили запретный плод и потому были изгнаны из райского сада. С тех пор женщина обречена рожать детей в муках.