Охота на волков
Шрифт:
— Пойми, наконец, рано или поздно тебя все равно сломят. Воля человеческая — деревце, которое проще простого иссушить, заморозить, спилить под корень или оборвать листок за листком всю крону. Пойми это, Валь, и ты сразу примешь правильное решение.
Добрый «князь» не пытался сулить избавление, намекать на возможность каких-то льгот. Он только давал некоторую передышку, угрожая словом, но не болью, и этого оказывалось достаточно, чтобы в груди просыпалось теплое предательское чувство. Валентин отказывался понимать это, принимая, как жутковатый факт, констатируя, как медицинское заболевание. В природе человеческой
— Ох, и круто летает наш полкан! Видал, какие кренделя выделывает? Орлом себя, верно, воображает.
Валентин приоткрыл один глаз. Дельтоплан заметно снизился, и можно было уже разглядеть под парусом крохотную фигурку человека. С кряхтеньем Валентин сел. Где-то за холмами клубил дым, и оттуда же неслись частые пистолетные хлопки. Справа, старый и выцветший на солнце, красовался крашеный деревянный щит, на котором крупными буквами было выведено не совсем уместное здесь на полигоне: «План — закон, а качество — совесть.» Возле плаката, перепачканные в земле, хрипящие от усталости, бились двое на ножах. Инструктор, обряженный в хаки, подавшись вперед и как-то по-особенному набычившись, внимательно следил за поединком. Хлесткими командами подстегивал утомленных бойцов, давая подсказки, до которых дерущимся уже не было дела.
Позади раздались крики. Валентин с Барином одновременно обернулись. Это были уже обычные солдатики. Из отряда ВОХРы. Свои мытарства наблюдались и у них. Деды дуплили молодых, ничуть не стесняясь заключенных. На их глазах огромный кавказец в сержантских лычках гориллой шел на пятившихся рядовых.
— Шитаю до трох! — орал он. — Адын! Дыва!…
«Три» еще не прозвучало, но крупная пятерня уже мазнула крайнего солдатика. Со счетом дела у сержанта, по всей видимости, обстояли неважно, и, сообразив это, стриженные новобранцы сыпанули от него во все стороны.
— Заловлю, хужа будет! — горланил скачущий по полю сержант.
— Видал? — Барин вздохнул. — И у них те же разборки. Только, пожалуй, покруче.
— Это еще почему?
— Так никакой отмазки, никакого отказа! Потому как — устав… — Барин подцепил с травинки кузнечика, меланхолично принялся обрывать ему ножки. — Вот бы узнать, какая сука всю эту блудодень придумала?
— Что ты имеешь в виду?
— Как что? Уставы с уголовном кодексом! Был же автор, куда ему деться?
— Наверное, был.
— Вот и встретить бы его на узкой тропочке! Пусть даже на том свете, если уже сдох. Ведь сидел, падла, в затылке пером чесал, выдумывал, чтоб народ потом кровью умывался!
Один из пойманных солдатиков тонко заверещал. Поймавший его сержант лупил малого тугими кулаками.
Подобные сцены Валентин с Барином наблюдали здесь не впервые.
— Может, наваляем служивому? — предложил Валентин. — Что нам за него будет? По паре дней карцера. Всего-то делов! А сопляков, глядишь, и выручим.
— Выручим-то выручим, только
Он был прав. Короткая передышка подошла к концу. Хазратик и еще двое в тюремной униформе бежали по полю, сжимая в охапках кипы брезентовых мешков. Легкой трусцой за ними семенил румяный крепкогрудый инструктор. За спиной инструктора болтался облегченный «Калашников», правая рука придерживала пистолетную рукоять.
— Подъем, туники! — рявкнул он. Кивая на зэка, волокущего помимо мешков лопаты, скомандовал:
— Разобрать шанцевый инструмент!
— Чего копать будем? — вежливо поинтересовался Барин. — Окопы или могилы?
Шутку не поддержали. Не моргнув глазом, инструктор объяснил:
— Роем землю и насыпаем в мешки. Мешки — на загорбок и вон к тому сарайчику. Там подвесим на крюки и будем набивать пятки. Все ясно?
— Одно непонятно, — Валентин потер кончик носа. — Не проще ли наполнить мешки там же у сарайчика?
— Поясню: не проще! — офицер оставался все столь же серьезен.
— Поимей совесть, генерал! Это же целая верста.
— Не верста, а шестьсот метров. Как раз по моему прицелу, — инструктор со значением похлопал по цевью автомата. — Делать будем так, как я сказал! Без споров и демагогии. Какие-то вопросы, Лужин?
— Все ясно, командыр! — Хазратик вскинул руку к пустой голове, изобразил отдание чести.
— Действительно, какие уж тут вопросы. — Валентин переглянулся с Барином.
— Баринов и Лужин премируются парой лишних ходок, — равнодушно объявил инструктор.
— В смысле — парой на двоих?
— В смысле — парой на каждого.
— Канчай трэпаться. Дэло давай дэлать! — Хазратик бурно суетился возле мешков. То ли он играл, то ли действительно рвался порисоваться перед офицером, — этого Валентин не уяснил себе до сих пор. Могло быть и так, что даже сам Хазратик не понимал до конца собственного поведения. Но так или иначе они взялись за лопаты. Аккуратно растелив на траве мешковину, инструктор присел, с удовольствием наблюдая за работающими. Тем временем белый треугольничек дельтоплана вновь угадал на воздушный поток. Его понесло, потянуло в синеющую высь. Валентин опустил голову. Смотреть вверх на эту простертую от горизонта к горизонту свободу не хотелось. Очень уж силен был контраст. Между небом и землей.
Часть 2
Барьеры
«Общество разделено на два класса — стригущих и стриженых. Нужно всегда быть с первыми против вторых.»
Глава 1
Жить дольше, жить слаще — зачем?… Всякий раз, сталкиваясь с подобными мыслями, Леня Логинов испытывал болезненное бессилие. Он не знал ответа, не знал даже где примерно его искать. Это походило на действие затупившегося ножа, скользящего туда-сюда по кожуре помидора. Сок, мякоть и сердцевинная суть оставались недоступными. Мысль трепыхала подрезанными крыльями, не в силах взлететь ввысь. Заоблачная высота абстракций кружила голову, не радуя откровениями, и, подброшенный собственным злым усилием, Леонид тотчас ощущал неизбежное тяготение земли — той самой земли, на которой чувствовал себя столь неуютно.