Охота на журавлей
Шрифт:
– Мне не интересно, Галь. И вообще, уже пора идти…
– Да подожди ты! Дай, договорю, и сама пойду уже. А то ведь мой, глядишь, полезет с линейкой и циркулем все тут мерить.
– Она схватила Арину за плечо, чуть ли не силой усаживая на место, которое та уже собиралась покинуть.
– Они же спалились с ней, когда он вернулся со своих северов, представляешь? Ходили в обнимку по соседнему супермаркету, продуктами закупались, в одну корзинку-то…
– Дай угадаю, кто их спалил?
– Не только я. Многие видели. А потом они и на работе стесняться перестали. Не так, чтобы демонстративно, но многим понятно стало, что у них отношения не только рабочие.
–
– Арине было сложно подобрать слова, чтобы правильно отреагировать. И молчать не получалось: Галя выжидательно смотрела, явно хотела что-то в ответ услышать.
– Нет, ты представляешь, смелый-то какой? От нашей шефини под ее носом с тобой гулять? Это ж… я ж… прямо не знаю…
– Галь. Я думаю, тебе пора идти к мужу. Иначе мне тоже придется что-нибудь вспомнить. Не очень приятное, но обязательно, когда он сюда подойдет.
– Фу, какая ты, Родионова! Раньше подобрее как-то была…
– Какая есть. Прости. Вот моя подруга идет. Мне бы хотелось пообщаться с нею наедине.
– В отдалении, действительно, Таня показалась.
– До свидания, Галя. И счастья тебе в семейной жизни.
Рыжая фыркнула обиженно, подхватила сумочку и ушла, возмущенно цокая каблуками. Арина провожала ее взглядом, думая, что жизнь Галку, таки, наказала. Иначе, как назвать ее пылкую любовь с пожилым и занудным мужчиной?
– Кто это был?
– Таня присела на то же место, где и Галя сидела. Официант только успел убрать чашку с недопитым чаем.
– Неважно. Не видела сто лет, и еще столько же не вспоминать бы…
– Ладно. Забыли. Ну, так что? Мишке уже сказала?
– Таня, как обычно, начинала с места в карьер.
– Нет.
– А в чем проблема-то?
– Не знаю, с чего начать…
– Вот ты дура-то, Родионова. Временами кажется, что поумнела. Но это только кажется…
Эпилог. Часть 2
– Ну, ты ж понимаешь, Миша и так один работает очень долго, наверняка, уже устал тянуть на себе все… Я вот мечтала, что выйду на работу, и нам обоим полегче станет.
– И что? Собираешься что-то изменить, ничего с ним не обсудив?
– Упаси боже, Тань! Даже мысли такой не было!
– Мысли о чем? Чтобы не обсуждать или чтобы менять?
– Я буду рожать, в любом случае! Как, вообще, можно было себе другое представить? Ты посмотри на моих рыжулек… Это же счастье такое… - Арина нашла сына глазами, в который уже раз понимая, что не может им налюбоваться. И Витей, и Димой любовалась бесконечно, даже несмотря на то, что парни добавили седых волос и ей, и мужу. Злилась на них, ругалась иногда, но каждый день благодарила небеса за то, что в ее жизни есть эти три мужчины - два маленьких и один взрослый.
– Счастье, конечно. Разве я спорю?
– Таня, как обычно, невозмутимо повела плечами.
– Мое счастье от бабушки скоро вернется, и закончится моя спокойная жизнь, будто и не начиналась.
– Ну, тогда зачем ты, вообще, об этом говоришь?
– А зачем ты тогда мозги пудришь себе и Михаилу? Думаешь, он иначе считает? Ты, как будто, святая вся такая из себя, а он - изверг?
– Нет. Ты прекрасно знаешь, что этот этап мы давно уже прошли.
– Арина не лукавила. Ей, конечно, пришлось много сил потратить, чтобы изжить дурную привычку: приписывать Мише все возможные грехи, а про свои настоящие недостатки забывать или умалять их значение.
– А может, у тебя рецидив намечается?
Рина вздохнула. Потом еще раз. Долго крутила салфетку в руках, превратив ее в лохмотья, не поднимая глаз.
– Тань, вот только ты умеешь так качественно тыкать носом в собственную лужу. Аж противно становится иногда…
Подруга хмыкнула:
– От меня противно или от себя? Если не нравится то, что я говорю, так ради бога: можешь просто не ставить в курс того, что у вас творится.
– От себя, Танюш, конечно. Я ведь понимаю, что начинаю повторять ошибки. Думала, уже поставила точку на этих своих самокопаниях, а вот, поди ж ты… Горбатого, наверное, могила исправит…
Было время, когда Арина спокойно в зеркало не могла на себя смотреть: так противно было видеть лицо махровой эгоистки. Не сразу, конечно, дошла до нее вся глубина и размах сделанных ошибок. Может быть, постоянное ощущение своей вины перед Мишей заставило Рину смотреть иначе на мужа и на себя, может, материнство, которое вынудило поменять многие взгляды на мир, а возможно, и Таня помогла. Подруга долго терпела и слушала, как Арина рассуждает о своих семейных отношениях, а потом не выдержала. Не стесняясь в выражениях, попросила Родионову, чтобы та прекратила строить из себя обиженную жертву. Это было ошеломительно. Суровая правда оглушила, сбила все ориентиры, по которым Рина раньше жила. От того и больно так было, что понимала: правда. И то, что в их ситуации Миша пострадал больше, хотя бы потому, что он был предан, и сам же на себя взял все усилия, чтобы помириться. И обижала его Арина не меньше, но, отчего-то, прощения просить приходилось ему. О том, что в своем стремлении построить карьеру, она почти не уделяла мужу внимания, а его заботу принимала как должное, лучше было и не вспоминать.
Пришлось ломать себя. Во многом. Часто забываясь и возвращаясь к старым привычкам: молчать, придумывать обиды, дуться, ждать, что муж догадается сам обо всем и исправится, так же самостоятельно. Одергивала себя, как только запущенный в голове маховик мыслей доводил ее до идеи с разводом. Понимала, что перегнула палку опять, заставляла себя смотреть на ситуацию иначе. Долгие и частые тренировки помогли.
А Миша, неожиданно почувствовавший заботу и внимание, словно преобразился. Ему, конечно, все так же было сложно обсуждать «какие-то женские заморочки, не существующие в реальности», но он старался, шел на диалог. Порой, достаточно было пары его слов, чтобы развеять все страхи и сомнения, мучившие Арину. Порой, они спорили так, что хрипеть начинали, расходились по разным комнатам, потом возвращались, уже с новыми аргументами. Но в итоге, всегда договаривались. Порой, Миша просто уступал Арине, предпочитая сохранить мир в доме, а не одержать моральную победу над женой, ведь от этой победы обоим было бы тошно…
В какой-то момент, Рина поняла, что Михаил в их семью вкладывает гораздо больше усилий, чем она сама. Наверное, этого ей раньше и не хватало для душевного покоя. Для того, чтобы понять: любит ее муж, ценит, готов ради нее на многое, а все ее сомнения - это просто глупые выдумки. Отпустило. Полегчало. И вдруг оказалось, что раньше она сама себе не позволяла расслабиться и просто наслаждаться жизнью с любимым мужчиной. Ждала подвоха постоянно, и от этого совершала ошибки. А как только страх быть отвергнутой исчез, пропала и половина претензий.