Охота обреченного волка
Шрифт:
Я откупорил бутылку, помыл два стакана, закурил. После трех затяжек во рту появился мерзкий вкус, я выбросил сигарету и взял пососать пару мятных таблеток.
Пришла Барбара и спросила, что случилось.
– Ничего, - ответил я.
– Так уж и ничего?
– перспросила она, нахмурившись.
– Ничего. Хочешь выпить?
– Чуть-чуть. Я слышала, ты что-то приболел.
– Бессонница.
– Я плеснул ей в стакан.
– Все проклятая жара - Она залпом осушила стакан и села на кровать. Подойди, мальчик. Я тебя приголублю.
– Прекрати. Давай лучше поболтаем. Какие у тебя планы? Ты же сама прекрасно понимаешь, что тебе в этом бизнесе тусоваться ещё от
Она вскочила с кровати.
– Это ещё что за разговор?
– Дружеский. Мы-то с тобой не будем друг дружку дурачить. Давай тогда поговорим о другом. Ты откуда родом - с фермы?
– Ты что совсем ку-ку? Сейчас лучшее время для ночной работы. Не могу я тут с тобой рассиживаться и лясы точить, пока другие девочки работают в поте лица. Мне же надо...
– Слушай, ничего не случится, если твой сутенер купит себе новый кадиллак на неделю позже!
– крикнул я и дал Барбаре оплеуху. Я не сильно ударил, но её левая щека тотчас побелела, потом побагровела . Она упала на кровать и разрыдалась.
Я сел рядом и обнял её.
– Извини, милая. Я не хотел.
– Что это на тебя нашло, Марти?
– спросила она, всхлипывая и уткунвшись лицом в мою грудь поросшую седыми волосами.
– Что с тобой такое происходит?
– Я на пределе, заснуть не могу... Слушай, мне честно очень жаль. Ты же знаешь, мы с тобой друзья. Я с другими шлюхами не могу, а с тобой...
– Не называй меня так!
– А что? Ты же шлюха, а я бывший легавый, ставший сутенером... Перестань причитать. Я же извинился. Не знаю, что на меня нашло.
– Приятно было вот так держать её у своей груди и слышать, как она плачет. Почему-то от этого ощущения я словно ожил.
Она вырвалась из моих объятий и вытерла лицо простыней.
– Терпеть не могу, когда меня мужики бьют, а ты...
Я прикрыл ей рот ладонью. Лицо у неё было изможденным, худым, увядшим.
– Барбара, сколько раз мне тебе повторять, я не хотел тебя ударить! Я сунул руку в карман брюк и нащупал там банкноту. К счастью, это оказалась всего лишь пятерка.
– Если я тебе дам эту пятерку, купишь себе духов, чулки или ещё что-нибудь. Гарольду не отдавай!
– Я не могу скрывать от него заработки. Ты же сам знаешь, как он к этому болезненно относится. И тебе незачем мне платить...
– Я не плачу. Это подарок.
– Тогда сам купи мне духи - дай мне флакон, а не деньги.
– Договорились.
Она встала с кровати и посмотрела на себя в зеркале.
– Пойду, надо подремонтировать лицо.
Я проводил её и, оставшись один, выпил - уже не было мочи терпеть. По радио передавали только сообщения, связанные с убийством Андерсона. Я выключил применик и стал ходить по комнате, приводя в порядок свои мысли. Выдвинул ящик, стал смотреть на револьвер. И понял, что не смогу. Просто смех - в городе полным-полно шпаны, которая только и мечтает всадить в меня обойму, им только намекни, да как скажешь бандюге, что, мол, мне хочется, чтобы он меня пристрелил? Как же это можно сделать? Что сказать?
Дверь открылась, и я с грохотом захлопнул ящик. Это вернулась Барбара.
– Вот я нашла тебе снотворное. Двух таблеток хватит, чтобы свалить быка.
– Я никогда не баловался этим зельем.
– Они совершнно безвредны - зато спать будешь как младенец.
– сказала она, наполнив стакан водой.
Я выпил две таблетки.
– Когда они начнут действовать?
– Через несколько минут, если не будешь сопротивляться. Ложись и расслабься.
Я сел и подумал: может быть, это выход. Принять упаковку этих колес и отправиться на тот свет. Да только в "Гровере" наверняка
– Засыпаешь?
– Нет еще. И перестань пялиться на меня, точно ты ждешь, что я сейчас взорвусь или растаю!
– Да ты вытянись, раслабься!
– Она одарила меня лукавой улыбкой.
– Ты совсем чокнутый, Марти. Боишься поцеловать меня...
– Ничего я не боюсь!
Я крепко обнял её и поцеловал, радуясь, что недавно сжевал мятные таблетки. Она коснулась языком кончика моего носа и сказала кокетливо:
– Так приятно было, Марти!
– и поцеловала меня взасос. Отппрянув от меня, произнесла с улыбкой.
– А мы похожи. Я тоже занимаюсь ремеслом для одиноких - имею дело с одинокими мужкиами, которые, сделав дело, стремятся избавиться от меня поскорее. И полицейский такой же - никто о нем никогда не вспоминает кроме тех кратких мгновений, когда он позарез нужен. Раньше я, зная, что ты бывший полицейский, робела перед тобой.
– Что это ты сегодня вдруг ударилась в философию?
– Иногда ты мне нравишься, даже очень. Теперь марш спать!
Я вытянулся на кровати, а Барбара помахала мне от двери.
– Защелкни за собой замок!
– попросил я.
Она таК и сделала, снова махнув мне на прощанье. Я распустил ремень на брюках и потушил свет. И стал ждать, размышляя, присниться ли мне снова миссис Да Коста. Потом я стал думать о Лоуренсе.
Можно было поболтать с мальчишкой о рыбалке. Однажды я взял его с собой на ночную рыбалку в отлив. Ему страшно понравилось, но, просидев всю ночь на пляже, он сильно простудился. Я даже разрешил ему глотнуть виски. Помню, я тогда поймал здоровенного окуня фунтов на шестнадцать. Пришлось побороться с ним - еле вытащил. Лоуренс был в полном восторге. Утром, перед тем как отправиться домой, я срезал с окуня мясо, а кости бросил. Мльчик мне сказал тогда: "Напрасно ты так - красивая была рыба".
– "Не повезу же я в поезде шестнадцатифунтовую вонючку!" Лоуренс тогда бы кожа да кости и на вид слабак. "Но бросить её вот так на пляже с искромсанным брюхом это же нечестно!" - захныкал он. "Нечестно? Но рыба же сдохла! И что знает рыба о том, что честно, а что нет?"
Мальчонка начал плаать и чихать, а дома Дот устроила мне выволочку за наше путешествие. Странный мальчуган - то его заботила дохлая рыба, то теперь вот жулик-мясник...
Очнувшись, я понял, что сижу в кровати, а за окном сияет солнце. Радио работало на полную громкость - начались трехчасовые новости. Тут я вспомнил о деньках ушедшей юности, когда я мог давить подушку часов двендцать без просыпу.
Во рту у меня персохло, желудок ныл. Я себя чувстовал не отдохнувшим, а пришибленным. День был жаркий и душный. Холодный душ немного меня взбодрил. Я побрился, дважды почистил зубы - на них точно запеклась какая-то корка - нашел чистую рубашку. Потом сжевал целый пакетик резинки.
Дьюи уже восседал за стойкой: красные опухщие глаза, вздувшиеся голубые прожилки на большом носу.
– Как самочувствие, Марти?
– поинтересовался он.
– Голоден, как церковная крыса. Чего это ты так рано?
– Лоусон попросил на пару часов пораньше его сменить. Идет в картинную галерею. А тут ещё эта чертова жара. Да одна горничная не пришла позвонила, говорит, заболела.
– Это которая - Лили?
Он кивнул.
– Дьюи, какой номер вчера в лотерею выиграл?
– Так, сейчас посмотрим... Кажется, в начале была шестерка... Я играю только на однозначные... А ну да, вспомнил, выграл 605! А ты поставил что-нибудь?