Охота в Лагарте. За два часа до темноты
Шрифт:
— И мой первый помощник тут! — иронически воскликнул он. — Мне следовало бы знать это.
Он круто повернулся и вышел.
Шэдде поднялся на мостик и приказал увеличить скорость до шестнадцати узлов. Спустя полчаса лодка вошла в Зунд и между Хельсингером и Хельсингборгом направилась на юг. По-прежнему ярко светило солнце, море было неподвижно, как зеркало, а бриз едва ощутим. Ни подходе к Ландскроне Саймингтон тоже поднялся на мостик. К его удивлению, Шэдде был разговорчив и любезен, словно ничего не произошло. Саймингтон снова, уже в который раз, подумал, что совершенно невозможно предсказать, как этот человек поведет себя в том или ином случае.
Шэдде отправил радиограмму командующему подводными силами, а копию командиру лодки «Массив» в Гетеборг, сообщая, что «Возмездие» войдет в Копенгаген в четырнадцать ноль-ноль.
На бледном горизонте уже показался Копенгаген. Впереди и слева из моря поднимались форты Мидделгрундс и Флак, за ними возвышался лес башен, шпилей и крыш, поблескивавших под лучами солнца. Подходя к Мидделгрундсу, лодка обменялась позывными с лоцманским кораблем, а около двух часов ошвартовалась в Идерхавне. На катер прибыли датский офицер — дежурный по рейду, английский военно-морской атташе, представитель мэра города, два портовых чиновника и датский моряк-почтальон, доставивший почту для экипажа лодки.
В Лангелина цвела сирень, и маленькая русалка Ганса Андерсена все так же сидела на камне, задумчиво глядя в воду.
Официальный визит в Копенгаген начался, но из-за задержки в Стокгольме он должен был продлиться только два дня, а не пять, как намечалось раньше.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В почте, доставленной на «Возмездие», оказались и сюрпризы, и разочарования, и исполнение желаний. Не оказалось только письма от Элизабет, которого с таким нетерпением ожидал Шэдде. Охватившее его глубокое разочарование вскоре сменилось, однако, надеждой: ему показалось, что отсутствие письма может означать лишь одно — Элизабет еще ничего окончательно не решила. Мысль об этом вселила в него оптимизм. Может, его письмо из Осло заставило ее заново все обдумать и, возможно, перерешить?
Но одно письмо на имя Шэдде все же оказалось в почте — правда, его-то он и не ждал. Командующий подводными силами писал ему:
«Дорогой Шэдде!
Вы, конечно, уже получили уведомление адмиралтейства о том, что назначаетесь ко мне в штаб. В настоящее время возникла настоятельная необходимость в Вашем постоянном пребывании в Портсмуте, где Ваши глубокие познания а области атомных подводных лодок-ракетоносцев окажутся исключительно ценными. Я намеревался перевести Вас на береговую службу несколько позже, в сентябре, однако последние события заставили меня ускорить это.
Стрэйкер в течение месяца плавал на „Детерренте“, где он сменил Питера Бэкера, и сможет принять от Вас „Возмездие“ в течение сорока восьми часов после Вашего возвращения в Портсмут.
В ожидании Вашего скорого прибытия в мой штаб, где Вы принесете исключительную пользу, остаюсь искренне Ваш
Для Баддингтона в почте оказался большой пакет с печатью отдела кораблестроения адмиралтейства и с ярлыком, уведомлявшим, что в пакете находятся «планы». В действительности же это было письмо из морского разведывательного управления с материалами, которые Баддингтон просил выслать в своей шифровке, отправленной после выхода лодки из Стокгольма. Среди присланных материалов была, в частности, справка о том, как проводили свои отпуска на берегу некоторые члены экипажа, и кое-какая информация лично о них.
Кайль получил письмо от матери. Изложив на целой странице всякие мелочи о родных и знакомых, она сообщала далее,
Главстаршине Шепарду вручили письмо от Доры и Уин. Уин была его невесткой, женой сводного брата жены Артура Хиндла, а Дора — женой.
Семьи Шепардов и Хиндлов жили по соседству во Фрэттоне и постоянно общались между собой. Однако Дора Шепард не только не доверяла Уин Хиндл, но и вообще терпеть ее не могла. Слишком уж заносчива и самоуверенна была невесточка! Вечно кичилась своей осведомленностью о том, что происходит на белом свете, и поучала, как надо лечить этот белый свет, чванилась своей религиозностью и попрекала Дору тем, что та редко ходит в церковь. Но Уин не имела детей, а у Доры было двое, да к тому же маленьких, так что бросать их и бегать по церквам она никак не могла.
Дора считала, что Уин так много думает о себе еще и потому, что образованна и работает учительницей в местной муниципальной школе. Она держала под каблуком своего муженька — кладовщика маленького оптового склада в Портсмуте. И все же больше всего Дора не любила Уин за ее дружбу с Томом Шепардом — дружбу, как она считала, возникшую на общности религиозных убеждений. Том тоже регулярно посещал церковь. Дора всегда переживала, когда Уин с мужем и Томом отправлялись в церковь, а она оставалась дома нянчить детишек. По правде сказать, она ревновала Тома к Уин, и не только ревновала, но и побаивалась за будущее семьи. За двенадцать лет совместной жизни с Томом она хорошо его изучила, знала, что человек он неплохой, но непрактичный, легко поддающийся постороннему влиянию. А вот Уин — ничего не скажешь — бог наградил твердым, властным характером, и Дора видела, что под ее воздействием Том все больше становится настоящим религиозным фанатиком, все больше меняется, и далеко не к лучшему. Он уже не проявлял интереса ни к ней, его жене, ни к детям. Дора прекрасно понимала. что Уин не только моложе ее, но и гораздо интереснее как женщина, тем более что из-за бездетности ей удалось сохранить хорошую фигуру, чего не скажешь о Доре.
Том Шепард действительно был без ума от Уин. Он восхищался ее образованностью, ее развитостью и охотно признавался, что она обладает куда более широким кругозором, чем он сам. Ему нравилась ее осведомленность в международных делах. В отличие от Доры, у которой только и разговоров, что про детей да про всякие домашние заботы, с Уин можно было беседовать о куда более интересных вещах. С особым уважением Том относился к религиозным убеждениям Уин, к тому, как умно и понятно она толковала библию применительно ко всему земному, повседневному, практическому, как наставляла его нести слово божье своим братьям — людям, вместо того чтобы заниматься суесловием.
Вот и сейчас, прочитав письмо Уин, Том с удовольствием думал о предстоящей встрече. О многом ему хотелось рассказать ей…
Шэдде не любил приемы и рауты, но не пойти на прием, устроенный английским посольством в связи с заходом «Возмездия» в Копенгаген, он, разумеется, не мог. Прием качался страшно скучно, гости собирались медленно, и Шэдде просто возненавидел и организаторов приема, и всех присутствующих. А тут он случайно подслушал, как Дуайт Галлахер рассказывал группе датчан об истории у Корсёра. Нет, всего разговора он не слышал, но вполне достаточно оказалось и одной фразы: «…Ну и сдрейфил же наш командир, услышав это тиканье!..»