Охота в Лагарте. За два часа до темноты
Шрифт:
— Осторожно! — крикнул Шэдде. — По-моему, я что-то различаю.
Он склонился к самой воде, но легкая рябь мешала ему что-либо увидеть.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Аллистэр.
— Не могу понять. Придется вытаскивать. Тяните, только, ряди бога, осторожно, не стукнуть бы о борт.
Со всей возможной предосторожностью Шэдде и Аллистэр снова начали выбирать проволоку, пока на поверхности не показался темный продолговатый предмет. Некоторое время они молча рассматривали его, потом Шэдде зло сплюнул в воду:
— Грузило поплавка, черт бы его побрал!
— Да, да, сэр! — у Аллистэра вырвался вздох
Шэдде был явно расстроен.
— По всей вероятности, — кивнул он. — А скобу на планке, очевидно, оставил кто-то из рабочих в Стокгольме.
Им потребовалось минут пятнадцать, чтобы освободиться от проволоки и скобы, в которой она запуталась, после чего они вернулись на корму. Аллистэр, довольный, что не пришлось иметь дело с чем-нибудь пострашнее, пытался отпустить несколько шуток, во Шэдде так взглянул на него, что молодой офицер прикусил язык.
Поднявшись на борт, Шэдде молча прошел мимо расступавшихся перед ник людей на мостик, приказал Уэдди с прежней скоростью следовать через Большой Бельт и, не отвечая на вопрос Кавана: «Что вы обнаружили, сэр?» — спустился в свою каюту. Моряки подняли резиновую лодку на борт, стравили воздух, открыли носовые водонепроницаемые переборки и разошлись но своим отсекам.
Вскоре Уэдди доложил Шэдде, что показался буксир из Корсёра.
— Просигнальте, что мы не нуждаемся в его помощи, — распорядился Шэдде и добавил: — И поблагодарите капитана.
Несколько позже Шэдде передал Килли радиограмму на имя командующего с объяснением того, что произошло, и больше суток не показывался из своей каюты, подтверждая рапорты с мостика короткими, односложными ответами.
Утром, в двадцать семь минут пятого, Баддингтон решил, что это время как нельзя лучше подходит для осмотра продовольственной кладовой. Быстро одевшись, он отправился в кладовую, не встретив никого на пути.
Оказавшись в кладовой, Баддингтон обнаружил, что она напоминает одновременно и бакалейную лавку, и огромную буфетную. Полки были заставлены банками, картонными коробками, металлическими и деревянными ящиками, корзинами, мешками с мукой, сухими бобами, горохом и многим другим. Все это показалось Баддингтону чем-то домашним, явно не к месту здесь, в недрах подводной лодки. Разве не могли гениальные ученые, создавшие эти ракетоносцы, придумать для питания экипажа нечто не столь прозаическое, как обыкновенная бакалея?
Он вспомнил обрывки подслушанного накануне в кают-компании разговора: «…ты уверен, Дасти, что здесь никто не найдет?.. Поставь банки сверху…» Какие банки и сверху чего? Здесь тысячи банок — большие, маленькие, круглые, квадратные. Он растерянно осмотрелся еще раз и решил, что придется провести систематический и тщательный осмотр — полка за полкой, коробка за коробкой. Не теряя времени, он начал с полки, находившейся на уровне глаз, полагая, что именно она наиболее удобна для того, чтобы что-то быстро спрятать на ней и так же быстро достать. Не прошло и получаса, как его предположение подтвердилось. Поднимая одну за другой банку с печеньем, Баддингтон нашел тот самый коричневый конверт, который он видел в руках у Дасти Миллера, когда застал вестовых в кают-компании. Баддингтон подумал, что уносить конверт в себе в каюту, пожалуй, рискованно, в решил ознакомиться с его содержимым тут же в кладовой.
Около шести часов лодка вошла в Сайерё-Бугт, что почти совпало с заступлением на вахту Аллистэра, сменившего Саймингтона и Килли. Шэдде не выходил на мостик ни когда проходили между Зеланд-Рифом и каким-то небольшим пароходиком, ни при изменении курса южнее Шульцгрунда. На доклады Аллистэра он равнодушно отвечал: «Да? Действуйте, действуйте…»
В пролив Каттегат лодка вошла часов в девять, следуя на восток и завершая таким образом последний этап пути вокруг острова Зеландия. Уже показался вход в пролив Зунд, где в разных направлениях сновали десятки судов. С правого борта хорошо просматривалось датское побережье. Стояла чудесная погода, дул слабый ветер, море было спокойным. В голубом небе с медленно плывущими кое-где белоснежными облачками ярко светило солнце.
«Возмездие» должна была прибыть в Копенгаген в четырнадцать часов. Видимо, мысль об ожидающих на берегу удовольствиях, а также прекрасная погода способствовали тому, что среди матросов царило приподнятое настроение. За одно утро история, приключившаяся недалеко от Корсёра, стала чем-то таким, о чем нельзя было вспоминать без смеха. Даже самые простые вопросы, вроде «Ну, как ты тикаешь сегодня, дружище?» — вызывали у матросов хохот.
Старший вестовой Таргет, тихонько насвистывая, мыл посуду в буфетной кают-компании. Шел десятый час, и офицеры уже позавтракали. Покончив с уборкой, Таргет присел, достал из-за уха сигарету и закурил. Спустя несколько минут к нему присоединился второй вестовой командира лодки.
— Привет, дружище!
— Привет, Дасти! Как житуха?
Дасти Миллер насмешливо закатил глаза.
— После сегодняшнего утра я все еще не могу прийти в себя.
— Ты имеешь в виду старика?
— Угу.
— Взгрел?
— Если бы взгрел! Я бы и не заикнулся, дело привычное.
— Тогда что же?
— Ничего, в этом-то и беда.
— Да говори ты толком!
— Что говорить-то? Сидят у себя в темной каюте, опустил голову на руки и молчит. Разве это порядок, черт побери?
— Так ты говоришь, он не в себе?
— Да вроде бы. Я его спрашиваю: «Вы будете принимать душ, сэр?» — а он мычит в ответ. Прихожу позже, снова спрашиваю: «Что вам подать на завтрак, сэр?» — а он снова мычит. Возвращаюсь через несколько минут, пора, говорю, душ принимать и завтракать, и знаешь, что он мне отвечает? Это мне-то, кто заботиться о нем, как нянька!
— Что же?
— «Дасти, убирайся к черту, отстань от меня!»
Таргет некоторое время молчал, обдумывая услышанное.
— Ну а ты что сказал?
— А ничего. Пошел к черту, как он приказал.
Таргет опять принялся ковырять в зубах, пытаясь вспомнить из своей долгой службы на флоте нечто похожее на теперешнее поведение Шэдде, нечто такое, что могло бы произвести впечатление на Дасти, но так ничего и не вспомнил.
— А знаешь, Дасти, в чем дело? Он свихнулся, вот что! После Стокгольма. Столкновение со шведом, история с Кайлен, отсутствие писем от его старухи, а вдобавок этот номер с тиканьем… Вот он и чокнулся.