Охотница
Шрифт:
– Мне всегда казалось, что мальчишки должны скорее мечтать о спортивных достижениях, - сказала я, наблюдая за продолжавшим что-то старательно вырисовывать Максом.
– Ну а я всегда мечтал рисовать, - не отрываясь от своего занятия, отозвался он.
– Да вот таланта бог не дал. Зато теперь, спасибо Петру Викторовичу, моя мечта осуществилась.
– И что теперь будешь делать? Бросишь бизнес, подашься в художники?
– Зачем бросать? Одно другому не мешает. Будет хобби.
– Ага, то-то папа последний
Макс, с лукавым видом бросавший на меня короткие взгляды, широко улыбнулся. Я перегнулась через стол, и он без возражений развернул бумагу ко мне. С рисунка смотрела я сама. Вернее, нарисованная я смотрела куда-то вниз с чрезвычайно сосредоточенным видом. Чуть оттопыренная щека не оставляла сомнений в причине сосредоточенности.
– Уж хотя бы жующей мог бы меня не рисовать!
– возмутилась я.
– Но ты в это время такая очаровательная!
– рассмеялся Макс.
– Как хомячок.
Я фыркнула и отвернулась. Когда женщине хотят польстить, её сравнивают с ланью, лебедем, на худой конец с кошечкой... Но уж никак не с хомяком!
Макс наконец принялся за свой уже, наверно, остывший завтрак. Я ещё некоторое время дулась, но потом сдалась и снова посмотрела на рисунок. И опять у Макса всё получилось очень выразительно. Девушка на рисунке была полностью углублена в процесс пережёвывания пищи, и не было никаких сомнений, что за щекой именно еда, а не флюс, к примеру. Не знаю, что там скажут знатоки живописи и графики, признают ли они за Максом талант к рисованию, но разница с предыдущими его творениями была очевидна.
Надо будет в какую-нибудь секцию единоборств записаться, что ли. Чтобы проверить, на что теперь способна я сама.
Когда завтрак был наконец уничтожен и Макс за него расплатился, мы вышли на улицу, остававшуюся всё такой же тихой и малолюдной, словно и не центр Москвы. Небо затянуло, и хотя, кажется, стало чуть теплее, резкий порывистый ветер пронизывал насквозь. Я закуталась в максову куртку, и мы двинулись к его автомобилю. Потом я бросила взгляд в ту сторону, где стоял мой «фольксваген» - и остановилась так резко, что Макс чуть на меня не налетел.
– Что случилось?
– Машина...
– простонала я, не зная, смеяться мне, или плакать.
– Машину угнали!
Моей машины не было. Желая окончательно убедиться, я быстро подошла к тому месту, где она только что стояла, но серебристого «фольксвагена» нигде не увидела. Только след от шин, там, где колёса проехались по глубокой, оставшейся, видимо, со вчерашнего вечера луже.
Ну, правильно, если у воров в руках есть ключи от машины, да ещё и с выключателем сигнализации в брелоке, то и саму машину прибрать сам бог велел. А хозяйке кто ж виноват, что она ушами хлопала.
Макс неловко потоптался рядом, потом
– Ну, прости, - он погладил меня по спине.
– Надо было, конечно, сразу звать полицию. Но кто ж знал... Ну, не плачь, Женя.
– Я не хочу, - всхлипнула я.
– Оно само...
Макс пробормотал ещё что-то утешительное, потом спросил:
– Поедем сразу в участок, или лучше отвезти тебя домой?
– Домой, - я отстранилась от него и вытерла глаза.
– У тебя кто-нибудь дома есть?
– Должна быть мама, если не ушла никуда.
– Тогда позвони ей, когда в машину сядем. Чтобы точно знать, откроет ли она тебе.
Я кивнула. Макс, не отпуская мои плечи, повёл меня вниз по улице к своему «БМВ», открыл передо мной дверцу, сел сам и плавно тронул машину. Водил он хорошо, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Правда, чтобы позвонить, пришлось их открыть. На то, чтобы обрисовать маме ситуацию и выслушать её аханье, ушло минут десять.
На Садовом кольце мы попали в затор, и Макс включил радио. «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня!
– тут же заорало оно.
– Пристрелить не поднялась рука!..»
Чертыхнувшись, Макс убавил громкость. Мимо проплыла ограда сада «Аквариум», поток машин стал двигаться быстрее.
– А ты знаешь, что театр имени Моссовета - это и есть знаменитое Варьете из «Мастера и Маргариты»?
– спросила я.
– Знаю, - кивнул он.
– Помнишь сеанс чёрной магии? Там людям тоже давали всё, что они хотели, на них буквально падало с неба. А потом выяснялось, что всё это пустышка.
– Помню. Это ты к чему?
– А то, что нам тоже с неба падает. Тебе - талант к рисованию. Мне... ну, предположительно я теперь так крута, что герои Тарантино заплачут от зависти.
– Думаешь, Пётр Викторович - это дьявол, который потом потребует душу?
– хмыкнул Макс.
– Я бы не удивилась.
– А как же заключение договора и подпись кровью?
– видно было, что Макс пытается перевести всё в шутку.
– А что мы на самом деле знаем о дьяволе? Может, договоры - это вчерашний день, а теперь он пользуется высокими технологиями. Мы думаем, что у нас прибыло, а на самом деле - убыло.
Макс помолчал.
– Какой-то это слишком очеловеченный дьявол, - наконец сказал он.
– Высокие технологии... Не думаю, что высшие силы нуждаются в чём-то подобном. Душа - она и есть душа, что сейчас, что тысячу лет назад. И если ранее требовался договор, едва ли сейчас что-то изменилось.
– А сам как ты думаешь, Макс? От того, что он делает, слишком пахнет чем-то... сверхъестественным.
– Покажи человеку хотя бы девятнадцатого века компьютерную томографию, и он тоже сочтёт её сверхъестественной. Ну и мысли у тебя, Жень...