Охотница
Шрифт:
Всё так же бесцельно я подошла к окну и выглянула наружу. Лабиринт приарбатских переулков, открывавшийся с шестого этажа, выглядел довольно уныло. Голые деревья, узкие проезды, а вот стены домов разноцветные, но в пасмурный вечер они, как ночные кошки, все серы. Новый дом справа с облицовкой в коричнево-кремовых тонах всегда казался мне похожим на шоколадное пирожное. Многие окна в нём были темны, продажа квартир ещё шла полным ходом. Фонари пока не зажгли, хотя этого можно было ждать с минуты на минуту.
Я прижалась лбом к приятно прохладному стеклу и глянула вниз. Внизу была детская площадка,
Я моргнула. Что-то очень знакомое почудилось мне в этой женщине. Её лицо в сумраке да с высоты разглядеть было затруднительно, но фигура, одежда... Всё было определённо знакомым. Однако оказалось не так просто понять, откуда. Пока я думала, женщина отвернулась и зашагала вниз по сползающей по склону холма безлюдной улочке. Пару минут спустя она скрылась за углом, а я так и не сообразила, где же я её видела.
Наутро выяснилось, что я была слишком оптимистична относительно своего здоровья. С утра голова болела по-прежнему, а к насморку прибавилось першение в горле. Смерив себе температуру, я не удивилась, увидев, что столбик ртути далеко миновал отметку в тридцать семь градусов.
– Володя Смирнов умер, - сказал папа за завтраком.
– Его отец только что звонил.
Мама приоткрыла рот и посмотрела на меня.
– Как умер?
– потрясённо переспросила я.
– Он же совсем недавно в ток-шоу снимался!
– Говорит, наложил на себя руки. Наглотался таблеток на ночь. В предсмертной записке написал, что его талант кончился, что он уже не актёр, и жить больше незачем. Утром мать пришла его будить, а он уже холодный.
– Господи ты боже мой!
– произнесла мама.
Я молчала. Талант кончился? Да Володька, чтобы я о нём не думала, был актёром от бога. Ну да, последние пара ролей, которые я у него видела, и в самом деле были неудачными, но, как говорили древние, и Гомеру случалось обмолвиться. Лезь из-за этого в петлю или глотать снотворное?
– А ведь я совсем недавно про него разгромную статью читала, - вспомнила мама.
– Об этой новой постановке «Крейцеровой сонаты», где он молодого Позднышева играл. Писали, что он не играет, а просто присутствует на сцене, и что из-за этого весь спектакль разваливается. Вот он, наверное, и...
– Ох уж эти творческие натуры, - вздохнул отец.
– Слова им не скажи...
– Андрей!
– укоризненно протянула мама.
– Ну, что «Андрей?» Какой-то писака бумагу измарал, а этот всё всерьёз принял. Хоть бы о родителях подумал. Если бы я впадал в отчаяние от каждой неудачи, я бы кончился задолго до того, как она, - папа кивнул на меня, - появилась на свет. А может, и до нашей с тобой встречи.
– Пойду Лиле позвоню, хоть пособолезную, - мама вздохнула и поднялась.
– Ну, как же это так...
Она исчезла за дверью, и мы с отцом некоторое время посидели в молчании.
– Только не вздумай винить себя, - вдруг сказал он.
– Тебе ведь уже давно стало ясно, что он за человек. Что прошло, то прошло.
– Я и не виню, - я и в самом деле удивилась его словам.
–
– Да, он казался совершенно непотопляемым, - папа похлопал меня по руке.
– Бедный Олег, бедная Лиля.
– Да, - я отодвинула чашку.
– Пойду полежу. Не возражаешь?
– И «Антигриппина» попей, - посоветовал папа.
– Может, тебе врача вызвать?
– Это просто простуда. Давай подождём до завтра, ладно? Если мне не станет лучше, вызовем.
– Ну, смотри. Тебе бы подлечиться, мы же на похороны званы. Конечно, ничего не случиться, если тебя не будет, но всё-таки...
– Я понимаю, пап.
Врачей я не любила с детства, с тех пор, как однажды, ещё до школы, полежала в больнице, где мне делали курс уколов. Я знала, что это фобия и что реальных причин для страхов у меня нет, и всё же предпочитала за медицинской помощью без крайней на то необходимости не обращаться. К тому же болезнь давала мне легальный повод с чистой совестью переложить визит в полицию на маму и предаться законному безделью.
Вечером того же дня меня навестил Макс с цветами, которые он, впрочем, отдал маме, и подарком. Подарком оказался новенький ай-фон последней модели, и Макс полвечера помогал мне разбираться в его настройках. Родители, с одобрительной улыбкой переглянувшись, отпустили нас в мою комнату.
– Я слышал о Владимире Смирнове, - сказал Макс, когда мы остались одни.
– Мне очень жаль.
Я молчал кивнула, и больше мы на эту тему не заговаривали. Я оценила его такт - ведь кто-кто, а он-то был полностью в курсе, какие отношения связывали меня с покойным.
Температура продержалась два дня и спала, зато у меня начал садиться голос. Впрочем, все согласились, что это пустяки, и что поехать на похороны мне ничего не мешает. Мама договорилась со Смирновыми, что мы с папой подъедем прямо на кладбище, в то время как она отправится к ним домой и поможет тёте Владимира готовить стол для поминок.
Похоронили Володю на Головинском кладбище, где уже лежал его дед. Было воскресное утро, холодное, но ясное. Температура и правда упала, грянул настоящий морозец, успевший прихватить землю, на которой после совсем недавнего тепла не было ни единой снежинки. Я надела короткое чёрное кожаное пальто и пожалела - можно было б и шубу. Тем более, что церемония затянулась. Несмотря на то, что в театре, где работал покойный, устраивали панихиду, пришли много его коллег, пришла и стайка девушек-поклонниц. Последние, надо отдать им должное, вели себя очень пристойно, стояли поодаль с цветами, а когда гроб забросали землёй, по очереди подошли и положили цветы на могилу, после чего все вместе тихо ушли.
Олег Борисович и Лилия Эдуардовна стояли обнявшись, а я всё медлила подойти, хотя молчание становилось уже почти неприличным - чай, они мне не чужие люди. Но уж больно тягостной казалась мне обязанность выражать соболезнования. Что можно сказать родителям, потерявшим единственного сына? Наконец, когда всё было закончено, люди потянулись к воротам кладбища, я всё-таки догнала их и пробормотала несколько сочувственных слов. Охрипшее горло подвело, пришлось откашляться и начать всё с начала.