Охотник на ведьм
Шрифт:
Вряд ли в доме осталось, чем поживиться.
Поднявшись на чердак, Маргрет тронула пустую постель матери, провела ладонью по грубому покрывалу. Под подушкой что-то задела пальцами.
Один из чепчиков Генриетты.
Она смяла его в кулаке, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы не расплакаться.
Александр приходил сюда. Он нашел Генриетту и передал ее матери, чтобы хоть чем-то ее утешить. На секунду она заколебалась, вспоминая все те причины, по которым ему доверилась, причины, которые заставили ее поверить…
Однако, какие бы добрые поступки он не совершал, это не изменит
Доброты на то, чтобы спасти ее мать, ему не хватило. Она умерла. И будет отомщена.
Маргрет взяла смену одежды и гребень, засунула все это в мешок и спустилась вниз.
Что же еще забрать? Что еще спасти?
Она взвесила на ладони Библию. Слишком тяжелая, чтобы брать с собой.
Да и зачем? Когда Господь оказался не милосердным, а жестоким.
Выдвинув ящик комода, она достала ворох тонкого кружева, бережно завернула в него бело-голубую вазочку и запрятала поглубже в мешок.
Потом, захватив лопату, дошла до ручья, порадовавшись, что схоронила деньги до того, как за нею пришли, и уповая на то, что сможет их отыскать. Поток журчал как ни в чем не бывало, никогда не останавливаясь, неизменный ни днем, ни ночью.
Землю покрыло новым слоем опавших листьев, спрятавшим тайник не только от чужих глаз, но и от нее самой. В такую безлунную ночь она едва отличала, где заканчивался берег и начиналась вода. Ну где же оно? Она напрягала память, считала шаги, но тем вечером, зарывая деньги, она была охвачена страхом, ее разум был затуманен.
Совсем как сейчас.
Она расчистила землю от листьев и начала копать.
***
Когда Александр узнал о ее побеге, он точно обезумел и чуть не избил дурака-сторожа, который проспал всю ночь до утра, не подозревая о том, что его узница давно убежала. Теперь она далеко, за многие мили отсюда.
Совсем одна. А ведь они были так близки к тому, чтобы уехать — вдвоем, на свободу, чтобы быть вместе.
Но она перестала ему доверять.
Еще раз ведьма сбежала. Еще раз были организованы поисковые отряды, чтобы прочесать холмы. Александр не вмешивался, зная, что она направилась совсем в другую сторону.
Вместо того, чтобы примкнуть к поискам, он собрал свои вещи, подхватил плащ и оседлал лошадь.
— Вы знаете, где ее искать?
Он вздрогнул, услышав за спиной мягкий голос Диксона. Обернулся и встретился с его всепонимающим взглядом.
— Если придется, я доеду до самого Эдинбурга.
Она забрала с собой его шило. И думать не хотелось о том, как она планировала его использовать.
— Люди сочтут, что вы бросили их на милость Сатаны.
Он замер. Нельзя оставлять их в страхе, ведь этот страх и привел его сюда.
Александр вздохнул.
— Скажите им, что добродетель восторжествовала. Что Кирктон оказался не по зубам Сатане. Скажите, что ведьма мертва, а ее дочь сбежала, чтобы умереть той же смертью. Скажите, что ведьмы больше никогда сюда не заявятся.
Уже сидя в седле, он взглянул на Диксона и улыбнулся прощальной улыбкой.
— И охотники на ведьм — тоже.
Глава 26.
Четыре
Сырой туман принес с собой запах города. Он полз по улицам, когда Маргрет, преодолев несколько последних шагов, прошла сквозь одни из старых ворот. Солнца она не видела, но, судя по всему, было раннее утро. После вчерашнего ливня одежда все еще была тяжелой и пропитанной влагой. Четыре ночи она провела в пути, а днем пряталась, страшась, что ее нагонит Александр.
Страшась или надеясь?
Она была предельно осторожна и, чтобы не попадаться никому на глаза, шла только в темноте, когда весь честной народ расходился по домам и прятался за закрытыми дверями от ужасов ночи. От зловещего уханья сов. От голодного визга диких кошек.
От призраков, вылезших из преисподней.
Сама Маргрет, после всего пережитого, больше не боялась Сатаны. Только людей, которые с ним сражались.
И она пряталась, не останавливаясь даже затем, чтобы попросить еды, а сбереженные ею монеты мертвым грузом лежали в поясном мешочке. Питалась завядшими ягодами, оставшимися кое-где на ветвях кустов. Она надеялась, что после первого дня желудок ее сжалится и замолчит, поскольку постоянное ощущение голода отнимало силы, но этого, увы, не произошло.
Один раз, около Селкерка, какая-то женщина наткнулась на нее, пока она спала, и, пожалев, накормила овсяными лепешками и напоила элем, после чего Маргрет стала ложиться спать подальше от дороги, чтобы никто больше ее не увидел.
Подгоняла ее вперед жажда мести.
У нее была только одна цель: призвать своего кузена к ответу за смерть матери. Все остальное перестало иметь значение. Она хотела увидеть, как он страдает, как унижается, вымаливая прощение. А после вонзить в его холодное сердце шило и смотреть, как он умирает.
И пусть вместо того, чтобы сжечь за колдовство, ее повесят за убийство. Она умрет удовлетворенная и, по крайней мере, за то преступление, которое действительно совершила.
Она остановилась на улице среди непривычной, окутанной туманом толчеи, чтобы сделать передышку.
Люди. До чего же здесь многолюдно.
Живя в уединении в деревне, она позабыла о том, каково это: когда вокруг снуют по улицам люди, даже не глядя в твою сторону. Люди, которые не знают тебя и которым нет до тебя никакого дела.
Какой-то торопыга врезался в нее и на ходу, не оглядываясь, пробормотал извинения. Укутанная в истрепавшуюся шаль, одетая в мокрое, поблекшее платье, она перестала быть женщиной, которая стоит какого-либо внимания.
И все же рисковать было нельзя. Она поплотнее запахнулась в шаль и, пряча глаза, опустила взгляд на мощеную мостовую. Ее не должны поймать.
Не сейчас.
***
Александр доехал до Селкерка, затем повернул на Эдинбург, двигаясь медленно, то и дело возвращаясь назад, останавливаясь при малейшем шорохе в придорожных кустах, расспрашивая редких путников, не встречалась ли им женщина, путешествующая одна. Он был уверен, что вот-вот нагонит ее.