Охотник за бабочками 2

Костин Сергей

— Я и тебя, мой друг не забыл. Написал красивыми ровными буквами «Кузьмич» и общий тоннаж съеденных тобой сухарей. Нормально?

Из-под одеяла высунулась голова медузы. По счету не знаю какая, не видно.

— Вы совсем здесь офанарели. Вы что, не можете перед смертью о чем-нибудь возвышенном поговорить? Какие-то низменные у вас интересы, прям стыдно за вас.

— Стыдно, кого не видно, — взбунтовался первый помощник, — Занял одеяло, так сиди там и помалкивай, людям помереть не мешай. Правильно говорю,

командир?

А я уже почти заснул. И даже сон видел, кажется. Про куколку свою, про кого еще. Не на Кузьмича же перед смертью любоваться.

— Кто-то здесь слишком много на себя берет, — медуза поднялась с пола, закутавши основное тело в наше одеяло. Снаружи остались только головы, четыре попы и с каждого бока по два щупальца, — Ты че гонишь, таракан? Ну-ка, где твой паспорт?

Кузьмич ловко увильнул от протянутого к нему щупальца и отлетел к центральному обзорному.

— Ты сначала свой паспорт покажи. Ты кто? Плод нашего здорового воображения. Да если бы не мы, сидеть тебе в цыпленке дохлом до скончания вселенной.

— Так это вы! — задумчиво протянула медуза, — А я думаю, кто посмел? Все. Готовьтесь умереть раньше, чем замерзнуть.

Медуза скинула одеяло на пол и двинулась на Кузьмича. Бабочек заорал, что его лишают самого ценного и забился о центральное обзорное. Видать, хотел на улицу смыться, но забыл, где находится.

Щупальца медузы обхватили его, спеленали так, что он даже пищать не мог, и потянули к первой голове, которая уже и клюв свой распахнула. Как раз на ширину Кузьмичевского тела.

Сверху бабахнуло. Потом шандарахнуло. Центральный обзорный разлетелся на мелкие осколки, и я окончательно заснул, надеясь увидеть во сне куколку.

… — Не спать! Не сметь! Сергеев!

Кто-то старательно хлестал меня по щекам, стараясь привести в чувство. Это помогало и оно, сознание, медленно возвращалось.

Я приоткрыл глаза и, превозмогая страшную боль, осмотрелся.

Центральное обзорное было прикрыто полиэтиленовой пленкой, которая мелко трепыхалась от движений воздуха. Посередине командирского отсека весело потрескивал небольшой костер. Рядом с ним, подкидывая в горящий Глаз дрова, на корточках сидел Кузьмич. Около него, щурясь от удовольствия, Хуан со всем своим семейством.

— Очнулся!

Надо мной склонилась морда зайца.

— А твой первый помощник говорил, что ты дохляк и вовек не выкарабкаешься.

Заяц для проверки еще пару раз съездил мне по носу, чем окончательно привел мои мысли в порядок.

— Кузьмич, как ты мог? — говорил я еще с трудом, но достаточно членораздельно.

— Это чтобы они шевелились побыстрее, — Кузьмич поймал мой взгляд и улыбнулся.

— А он еще предлагал тебе ампутировать ноги, — заяц почесал лапой передние клыки, — Говорил, что без ног ты будешь первым космонавтом, который покорил звезды.

— А где

эта…, — я обвел глазами отсек, вспомнив, что здесь творилось несколько … сколько же прошло?

— Во льдах где-то, — Кузьмич словно и не слышал брошенные в его адрес обвинения, — Как центральное обзорное взорвалось, так он сразу и смылся. Я ее еще успел за шею укусить.

Заяц, только что отхлеставший меня по носу, наклонился поближе и тихо сообщил, куда именно Кузьмич укусил убегающую медузу. Смеяться мне было тяжело, поэтому я только улыбнулся.

— Давно вы здесь?

Заяц помог мне сесть.

— Третий день пошел.

Двери в командный отсек распахнулись и на пороге показались остальные зайцы. Были они все в медвежьих тулупах, валенках и в мохнатых шапках. Заходя по одиночке, все они чинно оттаптывались от налипшего льда и стаскивали шапки. За плечами у них висели двенадцати зарядные дупельные двустволки.

— Ушла зараза, — сообщил первый из вошедших. Он повернулся к Глазу, перекрестился, потом заметил, как расплылся в улыбке Кузьмич, сплюнул через плечо на сзади стоящего и снова перекрестился. Стоящий за ним заяц повторил все это в точной последовательности. И продолжалось это до тех пор, пока последнему из вошедших зайцев не на кого было плевать, — Гляньте-ка! Сергеев оттаял!

Зайцы дружно со мной поздоровались, и только после этого составили в пирамиды двустволки и скинули тулупы.

— Представляешь, Сергеев, третий раз одно и тоже, — разобрать по физиономии кто говорит не представлялось возможным. Все зайцы, практически, на одно лицо. Морду-то есть, — Мы на нее засаду устроили. Честь по чести. Сидим. Ждем. Она ползет. Мы с гиканьем выскакиваем, целимся и стреляем в пустое место. Ее нет. Как такое может быть? Не знаешь, Сергеев?

— А вы не гикать не пробовали?

— Не гикать н положено, — заяц пригладил уши, — Без гиканья не охота, а натуральное браконьерство. Ты ж знаешь, как мы к этому относимся. Да ничего. Мы ее поймаем. Вот завтра с утра пойдем и поймаем.

— И попробуйте флажки красные развесить, — предложил я.

Зайцы поскребли передние резцы, потом расселись вокруг меня и стали спокойно обсуждать, каких размеров должны быть флажки, на каком расстоянии, и стоит ли снять на время охоты капканы. Пятнадцатикилограммовые, со щадящим прикусом.

От жарких споров всех оторвал Корабль.

— Кушать подано, — гаркнул он динамиками, — Специально от нашего общего друга каравая. Как спалось, командир?

В рубку въехала тачка, до верху загруженная само разогревающимися пакетами морковного пюре. Зайцы дружно загалдев, потянулись к еде и вскоре изо всех щелей раздавалось завидное чавканье.

Кузьмич тоже вскрыл пакет, поковырялся пальцем, попробовал чуть-чуть, скривился и протянул начатую еду сидевшему рядом зайцу.