Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств
Шрифт:
Глава 4. Меж двух миров
Мы занимались делом о межштатном угоне грузовика, набитого под завязку виски «Джим Бим» на сумму свыше 100 000 долларов. Стояла весна 1971-го, и я проработал в Детройте уже полгода. Бригадир склада дал нам наводку, где краденый алкоголь планировалось обменять на деньги.
По этому делу мы работали в связке с полицией Детройта, но обе организации разрабатывали собственный план перехвата. Непосредственно взаимодействовали только высокие начальники, но, о чем бы они ни договорились, до нас информация так и не доходила. Поэтому,
Ночь. Окраина города. Железнодорожные пути. Я сижу за рулем машины ФБР, а рядом со мной – старший группы Боб Фитцпатрик. Он и обеспечивал информаторов, а исполнителем по делу числился Боб Макгонигел.
Вдруг рация разрывается криками:
– Хватай их! Хватай!
Визг тормозов, наши машины окружают полуприцеп. Тут открывается водительская дверь, оттуда вываливается человек и задает стрекача. Вместе с агентом из другой машины мы выпрыгиваем наружу, я достаю пистолет и пускаюсь в погоню.
Темно, мы в штатском – никаких костюмов и прочего, – но я никогда не забуду белки глаз копа в униформе, который направил дробовик прямо мне в лицо и скомандовал:
– Стоять! Это полиция! Сложите оружие!
Нас разделяло менее двух с половиной метров, и я понял, что он уже готов спустить курок. Я замер, пытаясь совладать с мыслью, что любое движение чревато возможностью мигом превратиться в фарш.
Я уже собирался положить пистолет на землю и поднять руки, как услышал бешеный крик Боба Фитцпатрика:
– Это ФБР! Он агент!
Коп опустил ствол, и я инстинктивно снова сорвался с места в погоню за водителем, стараясь наверстать упущенное время. Кровь стучала в ушах. Вместе с другим агентом мы одновременно догнали преступника, сбили его с ног и заковали в наручники. Пожалуй, немного грубее, чем следовало, но я был на взводе. Но те мучительно долгие пару секунд, когда я стоял под дулом ружья и меня едва не разнесло в клочья, были самыми жуткими в моей жизни. С тех пор я много раз влезал в шкуру и голову жертв насилия, убийств, заставляя себя живо представить их мысли и переживания в момент нападения. А взглянуть на дело глазами жертвы мне помогал собственный страх.
Мы, молодняк, изо всех сил старались арестовать как можно больше преступников. Однако многие прожженные ветераны, похоже, считали бессмысленным горбатиться, принимая во внимание тот факт, что их оклад не зависит от того, как часто они рискуют жизнью. Это только у торговых агентов «волка ноги кормят». А поскольку по долгу службы мы большую часть времени проводили вне офиса, определенная категория агентов взяла в привычку в рабочее время рассматривать витрины, сидеть на лавочке в парке и почитывать «Уолл-стрит джорнал».
Будучи синепламенным, я взял на себя обязанность написать служебную записку с предложением ввести систему бонусных выплат, чтобы поощрить наиболее продуктивных работников. Записку я передал нашему ПСАРу, или помощнику спецагента-руководителя, Тому Нейли.
Том вызвал меня к себе в кабинет, прикрыл дверь, взял со стола мою писанину и одарил меня благосклонной улыбкой:
– Джон, чего ты так разошелся? Получишь ты свою прибавку. – И с этими словами порвал записку пополам. –
Пятнадцать лет спустя, когда Гувера уже давно не стало не только физически, но и частично духовно, в ФБР и в самом деле ввели бонусную систему оплаты труда. Конечно же, сделали это без моей помощи.
Одним майским вечером – на самом деле по причинам, о которых вы вскоре узнаете, я прекрасно помню, что это была пятница после 17 мая, – мы зависали с Бобом Макгонигелом и Джеком Кунстом в нашем любимом баре «Гараж Джима», что расположился прямо напротив офиса. Играл живой рок-н-ролл, мы уже изрядно махнули пива, и тут неожиданно в бар вошла эффектная девушка с подругой. Одетая по всем канонам моды того времени, она напомнила мне юную Софи Лорен – в коротком синем платье и кожаных сапогах сильно выше колена.
Я крикнул:
– Эй, в синем! Садись к нам!
К моему удивлению, приглашение было принято. Ее звали Пэм Модика, и мы тут же принялись шутить и подкалывать ее. Оказалось, что они с подругой выбрались отметить двадцать первый день рождения Пэм, то есть законно полученное право употреблять спиртное. Похоже, мое чувство юмора ее зацепило. Позже я узнал, что произвел на нее приятное впечатление, но показался немного «ботанистым» из-за типичной прически госслужащего. Мы оставили «Гараж Джима» и провели остаток ночи, курсируя от одного бара к другому.
В следующие несколько недель мы познакомились еще ближе. Пэм жила в черте Детройта и окончила старшую школу Першинга, славящуюся подавляющим числом чернокожих и звездой баскетбола Элвином Хейзом. Когда мы познакомились, она училась в университете Восточного Мичигана в Ипсиланти.
Между нами все как-то быстро закрутилось, хотя не без социальных потерь для Пэм. Шел 1971-й, война во Вьетнаме еще не закончилась, и недоверие университетских сообществ к ФБР достигло пика. Многие ее друзья не желали поддерживать с нами никаких контактов, убежденные в том, что я шпион, посланный властями для сбора информации об их деятельности. Смехотворной была даже сама мысль о том, что эти детишки считали себя достаточно важными для слежки со стороны ФБР. Не считая, правда, того, что именно этим в те годы Бюро и занималось.
Помню, как мы с Пэм однажды пошли на занятие по социологии. Я сел на галерке, слушая лектора – юную и радикально настроенную аспирантку. Такая «клевая» и «своя в доску». Я неотрывно смотрел на нее, а вскоре и она начала с беспокойством поглядывать на меня. Было очевидно, что ее тревожит мое присутствие. Любой сотрудник ФБР – это враг, даже если он парень одной из студенток. Вспоминая тот инцидент, я понял, насколько негативное впечатление порой можно произвести, просто будучи самим собой. Мы с коллегами по отделу потом не раз использовали это в своих интересах. Например, на судебном заседании по убийству на Аляске мой темнокожий коллега Джад Рэй сел рядом с девушкой ответчика-расиста и мило с ней беседовал, чем вывел того из себя прямо во время дачи показаний.