Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств
Шрифт:
Когда Пэм только начинала учиться в Восточном Мичиганском, у нас объявился серийный убийца, хотя тогда такого термина мы еще не знали. Первое нападение он совершил в июле 1967-го, похитив из университетского городка девушку по имени Мэри Флэшар. Спустя месяц было найдено ее разлагающееся тело. Девушку насмерть закололи ножом, а потом отрубили руки и ноги. Через год мы нашли тело другой студентки, Джоан Шелл, обучавшейся неподалеку, в университете Мичигана в Энн-Арбор. На нем присутствовали следы изнасилования и почти пятьдесят колотых ран. Затем в Ипсиланти обнаружили еще один труп.
Убийства, названные «мичиганскими», стали учащаться. Студентки обоих университетов дрожали в страхе.
Коллинза осудили и приговорили к пожизненному заключению примерно за три месяца до того, как я устроился в Бюро. Но я все время задавался вопросом: а если бы тогда в Бюро знали то, что знаем мы сейчас, можно ли было изловить чудовище, пока оно не принесло столько несчастья? Даже после поимки Коллинза его дух все еще витал в обоих студгородках, как несколько лет спустя незримое присутствие Теда Банди наводило ужас на студентов других колледжей. Память об отвратительных убийствах глубоко укоренилась не только в сознании Пэм, но и в моем. Когда я только начинал изучать и выслеживать серийных убийц, мысль о прекрасных и невинных жертвах Джона Нормана Коллинза сопровождала меня повсюду.
Я был всего на пять лет старше Пэм, но, поскольку она еще училась в колледже, а я погрузился в нелегкий мир работы правоохранительных органов, нас разделяла чуть ли не пропасть. На людях, в компании моих друзей Пэм становилась необщительной и даже скрытной. Быть может, это не слишком порядочно по отношению к ней, но в свое время мы пополнили наш аналитический инструментарий и ее примером.
Однажды мы с Пэм и Бобом Макгонигелом отправились на обед в ресторан при отеле, выходивший окнами на центр города. Мы с коллегой тогда пришли в черных костюмах и туфлях, а Пэм оделась со вкусом, но простенько, по-студенчески. Закончив обедать, мы вызвали лифт и поехали вниз, но он, как назло, останавливался чуть ли не на каждом этаже. Народу набилось битком.
Примерно на полпути вниз Боб повернулся к Пэм и произнес:
– Мы отлично провели время сегодня. Думаю, надо созвониться, когда мы снова окажемся тут проездом.
Пэм внимательно изучала пол, стараясь не реагировать, и тут встрял я:
– В следующий раз я принесу взбитые сливки, а ты захвати клубнику.
Остальные пассажиры стали переглядываться, обмениваясь неловкими улыбками, пока Пэм вдруг не взорвалась хохотом. Потом нашу троицу смерили такими взглядами, будто мы какие-то извращенцы.
На осенний семестр Пэм планировала отправиться на учебу по обмену в Англию, в университет Ковентри. Ближе к концу августа, когда она уже улетела, я почти не сомневался, что Пэм – именно та девушка, на которой я хочу жениться. Тогда мне и не пришло в голову спросить ее, испытывает ли она те же чувства. Я просто считал, что так и есть.
В разлуке мы постоянно друг другу писали. Много времени я проводил у нее дома, на Аламеда-стрит, 622, рядом с государственной ярмаркой Мичигана. Отец Пэм умер, когда та была еще совсем маленькой, но я пользовался гостеприимством ее матери Розали, ужиная у них несколько раз в неделю и попутно составляя психологический портрет семейства Пэм, ее матери, братьев и сестер, чтобы побольше узнать о своей возлюбленной.
В то время я познакомился с еще одной девушкой, которую Пэм прозвала (хотя они ни разу не встречались) «той фифой с гольфа». И снова знакомство началось в баре. (Сейчас мне кажется, что тогда я посвящал чересчур много
А жила она, как выяснилось, в Дирборне, по соседству с центральной штаб-квартирой компании «Форд». Ее отец занимал там должность одного из руководителей высшего звена. Жили они в огромном каменном доме с бассейном, подлинниками известных картин и причудливой мебелью. Ее отец, далеко за сорок, представлял собой типичный образчик корпоративного успеха, мать была грациозна и элегантна. Мы сели за обеденный стол в компании младшего брата и сестры моей новой подружки, и я принялся изучать семейство, пытаясь оценить чистую стоимость их активов. В это же самое время они пытались оценить меня.
Поначалу все шло слишком гладко. Похоже, их впечатлила моя должность агента ФБР – приятная перемена в сравнении с тем отношением, которое я привык терпеть в кругах Пэм. Но конечно, родители оказались ровно такого знатного происхождения, на какое выглядели. Мне стало совсем неуютно, потому что меня явно собирались женить.
Отец порасспрашивал меня о семье, прошлом, военной службе. Я рассказал о том, как руководил программой физподготовки в ВВС. Затем папаша сообщил, что на паях с партнером владеет гольф-клубом недалеко от Детройта, и начал распространяться о трассах и лужайках. Планка его активов тут же дернулась вверх.
– Джон, ты играешь в гольф? – спросил он.
– Нет, сэр, – без промедления ответил я. – Но мне очень хотелось бы научиться.
Вот и все. Мы разошлись, я заночевал у них на диване внизу. Посреди ночи ко мне каким-то образом спустилась моя подруга, которая оказалась лунатиком. Может, все дело в их странном доме, а может, в моем инстинктивном страхе подставиться (в конце концов, я работал в Бюро), но меня быстро спугнул агрессивный напор и девушки, и всей ее семейки. Я ушел утром, получив на закуску порцию гостеприимства в виде неловкого завтрака. Мечта о сладкой жизни растаяла, да и пусть.
Пэм вернулась из Англии за пару дней до Рождества 1971-го. Я решил взять быка за рога и заранее купил обручальное кольцо с бриллиантом. В те дни благодаря связям Бюро купить можно было чуть ли не все что угодно. Компания, где я добыл кольцо, в знак благодарности за поимку налетчиков на один из ее магазинов давала агентам очень неплохую скидку.
Но даже по цене для особых клиентов самое большее, что я мог позволить себе, это бриллиант в 1,25 карата. Но я решил, что, если Пэм сперва увидит его на дне бокала с шампанским, она не только похвалит мое остроумие, но и сочтет, что в камне все три карата. Мы поехали в итальянский ресторан на Эйт-Майл-роуд, недалеко от ее дома. Я намеревался бросить кольцо в бокал Пэм, как только она удалится в дамскую комнату.
Она так туда и не пошла. Следующим вечером я снова пригласил ее в тот же самый ресторан, но ситуация повторилась. К тому моменту я уже не раз вел слежку за подозреваемыми, часами просиживая в машине. Надо сказать, что необходимость все время терпеть была существенным недостатком моей работы, так что я еще сильнее зауважал свою избранницу. А может, сама судьба давала мне знак, что время жениться еще не пришло.
На следующий вечер, то есть в канун Рождества, мы собрались у Пэм дома со всей семьей. Вот оно: сейчас или никогда. Мы пили ее любимое «Асти спуманте». Наконец она на минуту вышла на кухню. Вернувшись, она села мне на колени, мы выпили, и, если бы я ее вовремя не остановил, Пэм так и проглотила бы кольцо. Вот тебе и три карата. Она его не заметила, пока я сам на него не указал. Интересно, это тоже был знак судьбы?