Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств
Шрифт:
Нам, новобранцам, постоянно вдалбливали в голову эту мысль. Почти каждый, кто интересовался карьерой в правоохранительных органах, страстно желал стать специальным агентом Федерального бюро расследований Соединенных Штатов Америки. Но такую возможность получали только лучшие. Гордое наследие этой организации тянется из далекого 1924-го, когда неприметный государственный адвокат по имени Джон Эдгар Гувер начал наводить порядок в коррумпированном, плохо устроенном и управляемом агентстве. Когда в Бюро пришел я, тот же самый мистер Гувер – с той же крутой челюстью и железным кулаком, только уже семидесятипятилетний, – все еще правил изменившейся до неузнаваемости организацией. Нам предстояло продолжить его
Телеграмма от директора указывала мне явиться 14 декабря 1970 года в девять утра по адресу: Пенсильвания-авеню, Олд-пост-офис-билдинг, кабинет 625, где начнется моя подготовка длительностью в 14 недель, по завершению которой из обычного гражданина я превращусь в спецагента ФБР. До ее начала я съездил домой на Лонг-Айленд и сообщил новость родителям. Отец так возгордился, что вывесил перед домом американский флаг. Из-за военной службы у меня в гардеробе не нашлось никакой приличной гражданской одежды, так что отец купил мне три классических костюма – синий, черный и коричневый, – белые рубашки и две пары туфель, черные и коричневые. Затем он отвез меня в Вашингтон, чтобы я не опоздал в первый рабочий день.
Вскоре я приобщился к обычаям и ритуалам ФБР. Специальный агент, который вел церемонию вступления, приказал нам достать золотые значки и, глядя на них, прочитать присягу. Вперив взгляд в женщину с завязанными глазами и весами правосудия, мы в унисон торжественно поклялись хранить и защищать Конституцию Соединенных Штатов от всех посягательств как внутри страны, так и за рубежом. «Смотрите ближе! Ближе!» – приказывал спецагент, пока значки не оказались у нас перед самым носом и глаза не съехали в кучку.
Мой новый спецагентский учебный класс состоял исключительно из белых мужчин. В 1970-х чернокожих у нас было по пальцам пересчитать, а женщин и вовсе не водилось. Ситуация начала понемногу меняться по завершении длительной эпохи правления Гувера, но его могущественный призрак по-прежнему витал в коридорах Бюро. Возраст агентов по большей части колебался от двадцати пяти до тридцати пяти, так что в свои двадцать пять я считался одним из самых юных.
Нам строго-настрого наказали отслеживать возможных советских агентов, которые обязательно попытаются выйти на нас и завладеть нашими секретами. Они могут быть где угодно. Особую осторожность следовало проявлять в общении с женщинами. Мозги нам промыли настолько основательно, что я отказался от свидания с чрезвычайно эффектной девушкой, работавшей вместе с нами, когда та позвала меня пообедать вместе. Я боялся, что приглашение подстроено и нас таким образом проверяют.
Академию ФБР на военно-морской базе в Куантико, штат Вирджиния, тогда еще не достроили, и там мы занимались только физической подготовкой, а учебные занятия проходили в том же самом Олд-пост-офис-билдинге в Вашингтоне.
Одна из первых вещей, которым обучают каждого стажера, – агент ФБР стреляет только на поражение. В основу этого правила легли принципы столь же строгие, сколь и логичные. Если вытащил оружие, значит, принял решение стрелять. Если же счел ситуацию достаточно опасной для пальбы, значит, она достаточно опасна и для того, чтобы отнять чужую жизнь. Когда выхватываешь ствол, некогда неспешно прикидывать траекторию или просчитывать варианты, а попытки лишь припугнуть цель в попытке ее нейтрализовать слишком опасны. Нельзя рисковать ни своей жизнью, ни жизнью потенциальной жертвы.
Не менее строгое обучение мы проходили по криминальному праву, анализу отпечатков, насильственным и должностным преступлениям, техникам задержания, оружию, рукопашному бою, а также по истории и роли Бюро в обеспечении правопорядка в стране. Однако лучше всего мне запомнилось одно занятие в самом начале нашего обучения. Мы назвали его «матерной тренировкой».
– Дверь закрыли? –
Помнится, там фигурировали такие перлы изящной словесности, как «дерьмо», «гребаный», «куннилингус», «минет», «пизда» и «залупа». Эти слова нам приказали выучить как «Отче наш», чтобы, если вдруг на практике мы их услышим – например, во время допроса подозреваемого, – мы знали, что делать. А делать нужно было вот что: любой рапорт по делу, содержащий подобные слова, следовало передавать «стенографистке по непристойностям» – я не шучу! – а не обычному секретарю. Стенографисткой по непристойностям обычно служила заматеревшая и прожженная женщина постарше, способная справиться с потрясением от подобных выражений. Помните, в те времена у нас в основном работали мужчины, а в 1970-х нравственность отличалась от современной, во всяком случае, в ФБР под руководством Гувера. Нам даже дали тест на правописание этих слов, который затем собрали, проверили и, как я полагаю, сожгли в ведре.
Несмотря на подобные гадости, все мы оставались идеалистами в том, что касалось борьбы с преступностью. Мы считали, что сможем изменить мир к лучшему. Где-то в середине курса «молодого бойца» меня пригласил к себе в кабинет заместитель директора по подготовке кадров Джо Каспер, один из доверенных подручных Гувера. В Бюро его прозвали Дружелюбным Привидением по имени мультгероя – скорее иронично, нежели в обиду. Каспер сказал мне, что я показываю отличный результат почти по всем направлениям подготовки, кроме коммуникаций в Бюро (методология и номенклатура коммуникаций между множеством подразделений нашей организации), где я успеваю ниже среднего.
– Сэр, я хочу быть лучшим, – ответил я.
Таким ярым парням, как я, приписывают вырывающееся из задницы синее пламя. Оно, конечно, придает известное ускорение, но всеобщего внимания тут не миновать. Если синепламенный добивается успеха, он имеет полное право претендовать на звание короля мира. Но если он облажается, то падение и ожоги будут очень болезненными и к тому же станут всеобщим достоянием.
Каспер, может, и был строгим, но никак не глупым, и в свое время он повидал немало синепламенных.
– Хочешь быть лучшим? На. – Он швырнул мне толстенный талмуд по коммуникациям и приказал выучить его к концу рождественских каникул.
Чак Ландсфорд, один из двух академических наставников нашей группы, прослышал об этом и захотел со мной поговорить.
– Что ты ему там сказал? – спросил он.
Я объяснил. Чак от удивления выпучил глаза. Мы оба знали, что на этом моя блистательная карьера закончилась.
На Рождество я отправился домой к родителям. Домашние готовились к празднику, а я с головой ушел в учебник по коммуникациям. Не о таких каникулах я мечтал.
Вернувшись в Вашингтон в начале января, я должен был держать ответ за свое синепламенное поведение в виде письменного теста по изученному материалу. Не передать словами, какое облегчение я испытал, когда наш второй наставник, Чарли Прайс, сообщил, что я набрал 99 баллов.
– На самом деле у тебя сто, но мистер Гувер считает, что идеальных не бывает.
Примерно на середине курса у нас спросили, в каком региональном подразделении мы бы хотели пройти практику. У ФБР насчитывается пятьдесят девять отделений по всей стране. Я чувствовал, что выбор одного из них – это тоже своего рода игра в шахматы между новобранцами и руководством. Как и всегда, я постарался мыслить как противная сторона. Сам я родом из Нью-Йорка, и возвращаться туда мне особо не хотелось. А вот за Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Майами, возможно, Сиэтл и Сан-Диего, думалось мне, разгорится нешуточная борьба. Поэтому, если я выберу какой-нибудь город второго порядка, то с большой вероятностью туда и попаду.