Охотник за смертью: Честь
Шрифт:
— Мягко сказано, — с улыбкой поправила мать Беатриса. — В действительности наши Славные Сестры — душевнобольные люди, одержимые манией самоуничтожения. Раньше я считала, что за ними нужен глаз да глаз. К моему удивлению, они проявили себя с самой лучшей стороны. Возможно, они питают несколько излишнюю тягу к неоправданному риску, но, думаю, со временем это пройдет. Впрочем, вскоре вы сами с ними познакомитесь.
— О Господи, — тихонько проворчал Оуэн. — Еще две сумасшедшие бабы. Только их мне и не хватало.
— О чем вы? — спросила мать Беатриса, бросив на него пристальный взгляд. — Не надо бурчать себе под нос, сэр Дезсталкер. Эта привычка может быть неприятна окружающим. А теперь, раз у нас сейчас передышка, почему бы вам не прогуляться по Миссии? Это поднимет боевой дух
Когда мать Беатриса скрылась, Оуэн задумчиво покачал головой.
— Вот она какая, святая Би. А я думал, она похожа на тех монахинь, которые учили меня в детстве. Луженые глотки, непроницаемые лица и железные линейки в руках. Ими они пребольно лупили по пальцам.
— Возможно, твои наставницы впоследствии стали Славными Сестрами, — предположила Хэйзел.
— Этому я бы ничуть не удивился. А теперь внимание всем. Прежде всего забудьте последний совет матери Беатрисы. Поодиночке никто из нас ходить не будет. Пока что мы не имеем понятия о том, какая здесь обстановка. Я далек от мысли, что святая Би сознательно пытается ввести, нас в заблуждение, но некоторые обстоятельства могут быть неизвестны даже ей. Хэйзел и Мун, вы идете со мной. Бонни и Миднайт, держите ухо востро и не выпускайте друг друга из виду. Встретимся здесь через час.
— До чего он любит строить из себя босса, — шепнула Хэйзел Бонни и Миднайт, и те согласно закивали головами.
— Лучше нам убраться подобру-поздорову, прежде чем он решит закатить речь, — фыркнула Бонни, и они с Миднайт направились прямо навстречу прокаженным.
Оуэн бросил на Хэйзел подозрительный взгляд.
— О чем вы там шептались?
Хэйзел усмехнулась, обращаясь к Муну:
— Беда в том, что он и в самом деле не догадывается… Что ж, сэр Дезсталкер, надежда и опора человечества, веди нас.
Оуэн громко фыркнул и зашагал прочь. Хэйзел, тихонько хихикая, следовала за ним, а озадаченный Мун завершал шествие.
Наружность Бонни Бедлам произвела на прокаженных ошеломляющее впечатление. Бонни с превеликим удовольствием распахивала одежду, предоставляя всем желающим возможность любоваться своими бесчисленными татуировками и серьгами, висящими в самых неожиданных местах. Вскоре вокруг нее собралась целая толпа потрясенных зрителей. Некоторое время спустя Бонни и наиболее смелые из прокаженных уже сравнивали, чье тело больше пострадало, и пытались перещеголять друг друга. Вокруг гремели взрывы хохота и раздавались одобрительные выкрики. Вскоре Бонни и прокаженные болтали так непринужденно, словно знали друг друга долгие годы. Мысль о том, что кто-то добровольно может изуродовать собственное тело, явно пришлась колонистам по душе. К тому же Бонни не только не переживала по поводу причиненного себе вреда, но явно гордилась тем, что не похожа на обычных людей. Это окончательно расположило к ней сердца колонистов. Вскоре у Бонни появились страстные почитатели, которые ловили каждое ее слово и умоляли обучить их искусству татуировки. Тело всегда красиво, важно изрекала Бонни. Что бы с нами не происходило, это лишь делает нас более пикантными и прибавляет сексуальности. Разгорелся оживленный спор по поводу того, что лучше прокалывать — омертвелую плоть или те части тела, которые еще сохраняют чувствительность. Бонни настоятельно рекомендовала последнее. Ощущение от пирсинга должно быть максимально полным, настаивала она.
Миднайт Блю, никем не замечаемая, тихонько стояла рядом с Бонни.
Воодушевление колонистов глубоко тронуло ее. Никогда раньше прокаженным не приходило в голову, что их рубцы и язвы не только не уродливы, но даже могут служить
Однако прокаженные, вновь брошенные на произвол судьбы, вовсе не желали сдаваться. Они помогали друг другу и по возможности старались вести нормальную жизнь и даже получать от этой жизни удовольствие. На планете Лакриме Кристи впервые начали рождаться дети, причем дети вполне здоровые. Впервые здесь родилось и кое-что еще — надежда. Надежда на то, что лучшее будущее все же наступит, если не для самих прокаженных, то хотя бы для их детей.
Для самых больных в Миссии существовал лазарет. Здесь люди получали возможность отдохнуть перед неизбежным концом, снять с себя груз ежедневных обязанностей. Управляла лазаретом сама мать Беатриса. Прокаженные не находили слов, чтобы выразить ей свою благодарность. Она дарила им надежду и веру, добивалась, чтобы желание жить пересиливало желание не противиться судьбе. Колонисты боготворили игуменью и молились на нее. Матери Беатрисе это было вовсе не по душе, но тут она ничего не могла поделать.
Слава о необычной внешности Бонни мгновенно разнеслась по всей Миссии, и куда бы она ни пошла, ее ожидало множество любопытных. По большей части прокаженные испытывали самую горячую благодарность к людям, которые прибыли, чтобы защищать их. Им так долго внушали, что они — не более чем отбросы общества, что некоторые успели в это поверить. Бонни за несколько минут развеяла это заблуждение как дым. Миднайт время от времени вставляла замечания, чтобы не уступать Бонни безоговорочного первенства, и у ее едкого юмора тоже нашлось достаточно почитателей. Прокаженным не часто выпадало удовольствие посмеяться, и теперь они вовсю пользовались случаем. Бонни и Миднайт разгуливали по узким улочкам между низеньких домов, улыбались, болтали и заводили новых друзей до тех пор, пока не выдохлись и не почувствовали, что пора отдохнуть. Стоило им намекнуть об этом прокаженным, как те немедленно удалились на почтительное расстояние. Бонни и Миднайт подняли капюшоны и принялись вполголоса делиться впечатлениями.
— Господи, — вздохнула Миднайт. — До чего мне жалко этих бедолаг. И как это ты ухитрялась все время скалить зубы? Они обречены, сами прекрасно об этом знают — и все-таки не сдаются. Не представляю, что бы я делала на их месте. Наверное, не выдержала бы.
— Я улыбалась и хохотала, чтобы развеселить их. По-моему, меньше всего этим людям нужно, чтобы кто-нибудь явился сюда проливать слезы, — пояснила Бонни.
— — Понимаю. И все же мне все время хотелось плакать. Судьба поступила с ними так… несправедливо. Эти люди жили своей жизнью, мечтали, надеялись… у них были семьи, друзья, любимые. А теперь не осталось ничего. Только болезнь, которая медленно их убивает. И все же они по-прежнему верят в Бога. На их месте я бы каждый день проклинала его имя. Когда я об этом думаю, мне становится стыдно.
— Если ты будешь распускать нюни, придется тебя отшлепать, — проворчала Бонни. — Мы должны быть сильными. Только так мы сможем им помочь.
— Татуировки и пирсинг как средство, укрепляющее силу духа, — ухмыльнулась Миднайт. — Новый подход к психотерапии.
— Зря ехидничаешь, средство действенное. Телесный недуг слишком долго определял их жизнь. И будет только справедливо, если они вернут себе право распоряжаться своей плотью по собственному усмотрению.
— Мужества у этих людей в избытке, — сказала темнокожая женщина-воин. — Когда хэйдены вернутся, они встретят достойный отпор.