Охотник
Шрифт:
Отвели не в общую камеру, к ворам, бродягам и прочему люду, в неурочное время на улице застигнутому. Поместили одного и караульного по ту сторону приставили, глаз с него не сводившего, словно Гуннар мог свозь стену пройти. Не из уличных стражников, из тюремных, незнакомый, впрочем, разговаривать с ним все равно не о чем, а пристальным взглядом его давно из себя не вывести.
Гуннар плюхнулся на пук не слишком свежей соломы, прислонился спиной к стене, сухой и прохладной, в самый раз голову остудить, и прикрыл глаза. Дождаться утра, там Руни дадут знать, об этаком непотребстве обязательно дадут знать, вместе с его, Гуннара, описанием
Если только вообще возьмет на себя труд объяснять. Ведь выходило, что той ночной тенью мог быть лишь один из четверых, тех четверых, что совсем недавно оттащили его от престола Творца. И вот тогда Гуннару стало по-настоящему страшно.
Орма, брата Вигдис, хватились еще вечером, но решили, что тот сговорился с какой-нибудь веселой девчонкой из местных: деревня жила тем, что принимала торговых людей с охраной, и своих и заморских, так что найти подругу на ночь и столковаться было нетрудно, даже не владея языком: почти все местные знали дюжины две слов на наречии пришлых, а большего для этакого дела и не надо. Но утром пошедшая за водой к реке женщина подняла крик, перебудив и своих и чужих.
Гуннар оказался у тела одним из первых, и уж на что привычен был к крови, зажмурился и мотнул головой, словно увиденное от этого могло растаять. Орм лежал, уткнувшись лицом в землю, растянутый за руки и ноги между двумя деревьями. Одежда со спины была аккуратно срезана и так же аккуратно от хребта к бокам была отделена кожа и разложена подобно чудовищным крыльям, а над ней торчали вывернутые наружу ребра, оторванные от хребта. Трава вокруг покрылась сгустками крови.
Гуннар взмолился Творцу, чтобы кто-нибудь додумался не пускать сюда Вигдис, но поздно — он понял, что она здесь, не оглядываясь, по шепоткам, тут же стихшим. Он так и не осмелился повернуться и посмотреть ей в лицо, видел только прямую спину и стиснутые кулаки с побелевшими костяшками, когда она обошла его и застыла, молча глядя на тело брата.
Потом перед ними сидел одаренный, которого местные считали ответственным за хорошую погоду, добрый урожай и прочие блага, посылаемые духами — в Творца они не верили — и ровным бесстрастным голосом, а иного не бывает у тех, чей разум подчинен чужой воле, рассказывал, неторопливо, чтобы успевал толмач.
Когда необходима особая милость духов, взамен им отдают жертву. Нет, сам он этого никогда не делал, не было нужды, но, конечно же, знает как и какое плетение — толмач называл его по-другому, но Гуннар не запомнил — сохранит жертве сознание почти до конца, ведь духам нужна не кровь, а…
Тут Эрик не выдержал, и заявил, что этого не может быть, потому что не может быть никогда: легкие движутся вслед за грудной стенкой, а, значит, если ее вскрыть настолько сильно, человек задохнется довольно быстро… Осекся, не договорив и виновато глянув на Вигдис, та, словно не заметив, продолжала расспрашивать.
Да, духи выполнят любое желание. Почти любое. Они не отдадут тех, кого уже забрали… Еще его как-то расспрашивала влюбленная дева, нет, приворожить тоже не получилось бы, даже если бы духи не обделили ее своей милостью. Обычно так делали во время засухи или когда внезапные заморозки побивали едва проклюнувшиеся всходы. Правители перед большим походом… Обычный человек не подойдет, только отмеченный милостью духов. Лучше всего, чтобы он был средоточием
Тот одаренный действительно был ни при чем, и потому деревня осталась стоять — местные даже отдали им ту, что выманила Орма за околицу или как там это называлось в тех краях.
Соседняя сгорела дотла через неделю после того, как купеческий караван двинулся дальше, а вместе с ней сгорел и тот, кто провел обряд — силен он был, очень силен, видимо, и для себя у духов милости выпросил. Еще через неделю на бесконечных дорогах сгинул и проезжий чиновник, возжелавший оказаться при дворе императора. Умер он, хоть и не сразу, но, на взгляд Гуннара, чересчур быстро — среди оставшихся четверых одаренных не нашлось никого, кто решился бы проделать с исполнителем и заказчиком то же, что они сотворили с Ормом. Хотя уже знали, как именно это сделать. Впрочем, Гуннар на их месте бы тоже не решился сотворить этакое.
Зато сейчас кто-то из четверых, видимо, дозрел. Доделать не успел, правда, спугнули, потому тот несчастный и мог кричать. И, видимо, с убийцей своим он был не слишком знаком, иначе заманили бы куда-нибудь в укромное место, а не оставили посреди города.
Если это кто-то из четверых, тогда понятно, почему сам Гуннар жив. Хотя… разделать живого человека духа хватило, а полоснуть по горлу приятеля — нет? Или ослаб из-за прерванного ритуала, а стражники спугнули? Додумать Гуннар не успел — пришли еще двое стражников и велели идти следом.
Глава 10
Судья выглядел так, словно его выдернули из постели. Может, и правда разбудили: окон не было ни в камере, ни в допросной, да и по ощущениям прошло, может, несколько часов, но не вся ночь. Плохо. Значит, Гуннара считают опасным и переполошили не только судью, не стал бы он по доброй воли из-под жениного бока вылезать. Почти наверняка будет дурное настроение срывать — а на ком его сорвать, как не на душегубе?
Гуннар едва удержался, чтобы не глянуть в сторону, где с потолка свисал крюк, а у стены стояли три дюжих мужика в кожаных фартуках. Если знакомые стражники не поверили, что он ни при чем, поверит ли незнакомый — к слову, представляться он не стал, много чести — судья.
Ой, вряд ли поверит…
Начал тот, как водится, с имени и звания. Гуннар молчать не стал, чего уж тут молчать, все равно найдется, кому рассказать. Белобрысым кличут, простолюдин. Нет, не Гуннар, сын такого-то. Да, незаконнорожденный. В Белокамне два года как. Нет, вообще-то он пять лет назад в город пришел, но повезло, его степенство Колльбейн Дюжий в поход взял, вот два года только назад вернулся. Да спросите у него самого.
Как нет в городе? Ну да, купец, дело такое, сегодня здесь, завтра за тридевять земель. Кто еще что сказать может? Хозяйка, что в дом пустила, само собой. Да что вы, господин судья, она же мне в матери годится. Кто еще? Эрик, которого Лекарем прозвали. Одаренный, у него еще лечебница в наемничьем квартале. Ингрид Молчунья, там же найти можно. Что это у него одни одаренные в приятелях? Да так уж вышло, как в том походе сошлись так и… Еще Бьёрн, который «Шибеницу» держит. Сброд? Так и он сам не благородный, куда уж ему.