Охотник
Шрифт:
— Че за дела? — поинтересовался он, выруливая на проезжую часть, начал разгоняться, но на перекрестке притормозил: там милиционер-регулировщик остановил поток машин с нашей стороны, явно пропуская кого-то важного.
— Я стал отцом-одиночкой, меня именно поэтому со службы раньше и отпустили. Вошли в положение. В общем, детей где-то надо устраивать. Хочу узнать насчет кооперативной квартиры, родители и родственники денег дали, да и у меня небольшие накопления есть.
— Насчет кооперативной отец помочь вряд ли сможет, сам знаешь, он
— Так лезть и не надо, мне нужно знать всю эту кооперативную кухню, чтобы понять, что там и как.
— А, это без проблем.
Несмотря на то что Михаил был из так называемой «советской золотой молодежи», он был нормальным парнем и отличным товарищем. Дружили мы уже два года, я ему не раз помогал в щекотливых и не очень ситуациях, а он это помнил.
В это время мимо, наконец, проползла черная служебная «Волга», и регулировщик дал разрешение продолжить движение.
— Решетин, из ЦК, — выворачивая руль, чтобы повернуть налево, сообщил Михаил.
— Ты что, всех членов ЦК знаешь? — удивился я.
— Да не, я тут часто езжу. Вот и поинтересовался, кто это тут проезжает… Вон, Валерка нас ждет.
Еще один мой приятель, на этот раз одногруппник, Валерка Горохов (это он ввел меня в круг новых знакомых) стоял на обочине и, радостно скалясь, махал рукой.
— Здорово, — проорал он и полез обниматься, когда я вылез из машины. — А ты че без формы? Дембель должен быть в форме.
— Да она у меня в чемодане, — отмахнулся я.
— Не знаю ничего, давай переодевайся.
— Сперва ко мне приедем, там можно будет, — лыбился из открытого окна Миха. — Поехали.
Парадка у меня осталась в чемодане камеры хранения. А в том, что я вез с собой, была повседневная, хоть и новенькая. Тоже офицерская. То, что я не рядовой или сержант, они знали, поэтому скрываться смысла не было, да и по документам я был демобилизованным офицером-пограничником, тут уже контора постаралась.
В общем, весь этот вечер и следующее утро мы гудели, отмечая мой дембель, правда, народу было всего шесть человек плюс три девушки. Остальные, видимо, отдыхали кто где.
Проснувшись следующим вечером, я сходил, попил воды из крана. Почему-то на мне была только гимнастерка с одним погоном — на голое тело — и армейские трусы. Приняв душ, я вышел в коридор, вытираясь полотенцем, прошел поле брани в квартире. Перешагивая через друзей (некоторых зеленый змей свалил в коридоре или на полу в комнате), я удивленно подошел к парню, что лежал в обнимку с молоденькой соседкой из квартиры под нами. Она дважды приходила ругаться на шум. Посмотрев на настенные часы, я затряс его.
— Лев? Лева, у тебя же сегодня сольное выступление… два часа назад… было.
Лев Лесенко с трудом открыл глаза, что-то буркнул и перевернулся на другой бок. Подхватив под мышки, я потащил
— Лева, блин, ты же в театр торопился.
Морщась от головной боли, он перекрыл воду и сказал:
— Да завтра у меня выступление, завтра. Я специально на сегодня перевел, чтобы вы меня не споили… Ведь на минутку заскочил, принять стакан, поздравить — и на репетицию… Споили, гады, слабохарактерного меня… Там есть чем похмелиться?
— Вроде есть, я так перебаливаю, без подручных средств.
— Да помню я.
Квартира начала просыпаться, пока Лева перебаливал с бутылкой пива, а я жарил яичницу с сосисками.
С Львом Лесенко я познакомился случайно еще три года назад. Внутренне ликуя от такой встречи, быстро втянул его к нам в круг, так что среди моих друзей он давно был своим. А что? Будущий золотой голос Союза. Исполнитель песни «День Победы» в друзьях — это круто. Да и нравился он мне, отличный товарищ.
По своему опыту я знал, переболеть можно не только с пивом, но и с плотным обедом, главное, чтобы желудок его принял. У меня с трудом, но принял. Других не тянуло повторить этот подвиг, поэтому лечились они традиционными средствами. Соседка уже свалила, да и остальные начали собираться, поэтому проводив гостей, я собрал и починил форму, повесил ее на плечики в комнате Михи (сам он был в душе — слышно, как напевал), после чего стал прибираться в комнатах. Погудели мы изрядно.
К вечеру мы закончили, и квартира приобрела первоначальный вид. Уже стемнело, поэтому смысла куда-либо идти просто не было. Переночевав, я после душа оделся в гражданку и направился по своим делам. Миха же спал обычно до обеда, и я его не будил.
Первым делом я направился в управление, чтобы отметиться. Там дежурный направил меня сперва в отдел кадров. Оказалось, мне еще две недели назад дали внеочередное звание, и нужно было поменять удостоверение. После процедуры бюрократии — старое сдал, а новое будет готово завтра, фото с новыми погонами мне сделали тут же — я сидел в приемной Сахаровского, ожидая его с совещания.
— Пришел уже? — мельком глянув на меня, сказал он от входа и добавил: — Проходи.
Секретарша передала генералу пару папок, и он с ними в руках прошел в кабинет.
— Докладывай, что там у тебя за дела в Харькове были и Киеве?
Смысла врать не было, да и не требовалось этого. Я быстро выложил историю гибели Марины Клюевой, ее тетки и судьбы своих детей. То есть без утайки рассказал все, ну, кроме, конечно, того, что собираюсь сделать с Агеевой. Кто вспомнит через пару лет, что у меня были к ней претензии, если она вдруг умрет?.. Хотя наши могут.
Уложился я за полчаса, после этого генерал пару минут подумал и выдал:
— Сомневаюсь, что на тебя так хотели выйти, не та ты фигура. Скорее всего, я согласен с твоим третьим по счету предположением. Месть по личным причинам. Случайного наезда тут не могло быть, в этом ты прав.