Охотник

Щепетнов Евгений Владимирович

– Найдут. Скорее всего, будут сидеть возле твоего дома до глубокой ночи, потом поедут в больницу. Тут я их и встречу. Сейчас встань, оденься и покажи мне машину, на которой ехали негодяи, найди в Интернете. Я не спрашиваю номер этой машины, но…

– Я помню! Помню номер! – Маша села, откинув одеяло, и голые груди колыхнулись вверх-вниз. Зрелище было в высшей степени привлекательным, так что Сергар с трудом отвел глаза.

– Щас, щас покажу! Я знаю! Это «БМВ» «икс шесть»! Витька говорил, что обязательно такой купит, когда разбогатеет! Щас в Интернет залезем, и я найду!

Щас!

* * *

– Не, в натуре, меня уже задрало сидеть в машине! – Бритоголовый хлебнул из бутылки, сморщился и попросил: – Дай нюхнуть, ну че ты, в натуре, такой сложный? Меня трясет! Дай, что ли?

– Заткни хайло, Пашок. – Эрик был, как всегда, убедителен, тянул слова – настоящий мафиози! Холодный, рассудительный.

– Нанюхались уже, – третий парень помотал головой и добавил: – Эрик, давай к Черену обратимся! Аккуратно, через ментов, вытащим телку, узнаем, где бабло, а потом… видно будет. Главное, бабло найти! Нас же, в натуре, порвет твой папаша! Ну че ты кобенишься?!

– Я щас тебя пристрелю, сука! – яростно захрипел Эрик, глаза его выпучились так, что едва не вылезли из орбит. Брызги слюны разлетелись в стороны. – Я на куски ее порежу! Я кожу с нее живьем сниму! Я дырку проткну у нее в груди и буду туда ее трахать! Прямо в сердце! Я… я… А-а-а-а!

Эрик зарычал и потряс пистолетом перед лицом опешившего соратника.

Все замолчали, и каждый подумал одно и то же: «Писец! Совсем с катушек съехал! Донюхался!»

Тот, у лица которого Эрик тряс стволом, окончательно решил: «Все. Сваливаю. Звал меня Вазген с ним работать – зря не согласился. С этим нарком точно в беду попадешь. Папочкин сынок!»

Остальные двое уходить еще не решились, но задумались о том, как скоротечна жизнь и почему она зависит от таких вот придурков.

«Пристрелит, сука, и не спросит, че почем! Надо быть поосторожнее, так и сдохнуть недолго!»

Эрик взял себя в руки, успокоился, вытер с подбородка слюну и уже спокойно сказал:

– Спокойно, я все продумал. Щас подъезжаем к больнице, тихо заходим. Глушим охранника, идем к палате этого хренова экстрасенса. Берем девку, в машину и…

– А если деньги там, в палате? – подал голос четвертый. – Мы уедем, потом возвращаться?

– Обыщем. Там и допросим.

– Визжать будет, – мрачно бросил третий. – Сбегутся больные, вызовут ментов. Щас у всех телефоны. И мы сгорели. Херовый у тебя план! А еще – с чего ты взял, что мы спокойно войдем? Нас в больничку не пустят! Приступом брать будем? Кроме того, у подъезда точно дежурят больные, очередь к экстрасенсу. Помните, что сосед сказал? Эта сука у колдуна типа секретарша и кассирша. Рулит очередью, бабки берет. Но я не о том – эти самые больные торчат у больнички всю ночь, ждут очереди. И как мы туда войдем? На глазах у толпы народа? Как вытащим эту суку? Как запихнем ее в машину? Это ты подумал?

– Правда, Эрик, как? – засуетился гориллообразный Пашок. – В натуре, не складывается ничо! Да охранник нам просто не откроет, скажет – идите на! И че мы тогда, будем скакать у дверей, как обезьяны? Не, в натуре, говно какое-то получается! На шару не взять.

Надо придумать че-то!

– Ну, если такие умные – придумайте! – Эрик выругался и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. – Вы только трещать горазды, а чтобы придумать – у вас башки не хватает, – все Эрик да Эрик! Вот и давайте, думайте!

Эрик не был глупым парнем. Подлым, злобным, самолюбивым – да. Но не глупым. И он понимал шаткость своей позиции. И уже пожалел о том, что не согласился связаться с Череном и разрулить все с его помощью. Да, потом вонь, потом папаша весь на дерьмо изойдет. Плохо, но лучше, чем когда все раскроется после попадания их в ментовку! Да еще и с наркотой на кармане! Тогда папаша точно с катушек съедет, и все будет очень хреново. В клинику точно закатает, а потом… потом неизвестно что. Но свободы не видать, это точно. Туда не ходи, сюда не ходи, бабок опять же лишит.

«Первое задание, и так бездарно просрать! Казалось бы – привези бабки, и все! И закончилось полным дерьмом! Ты – осел! Ты полный, конченый осел, ишак тупоголовый! Хер тебе, а не тачка, хер тебе, а не бабки. Лечись, а как вылечишься – на короткий поводок, как собаку! Ты и есть собака, больше никто! Только ишак жрет свой товар! Мне такие сыновья-нарки не нужны!»

И все будут смотреть, хихикать, говорить, что Эрику папаша опять вставил! Твари! Все твари!

У Эрика аж в глазах защипало. Ему стало ужасно жаль себя, и он чуть не прослезился. А на смену слезам пришла ярость – холодная, ясная, прочищающая мозг. И он понял, что нужно сделать.

* * *

– Где-то тут… встречать должны. Ага – вон он! Семен, к подъезду давай, вон стоит парень, машет.

– Вижу. Щас!

«Скорая помощь» медленно подъехала ко второму подъезду дома, фельдшер отодвинул дверь «Газели», шагнул на землю. У бордюра стоял молодой парень в темной куртке, лицо его было не разглядеть. Фельдшер раскрыл рот, приготовив стандартную фразу: «Вы «Скорую» вызывали?» – но не успел, тут же получил жестокий удар в переносицу и потерял сознание.

Второй фельдшер, женщина средних лет, с ужасом смотрела, как сползает тело напарника, и только молча раскрывала рот. В ее голове мелькнула мысль: «Нарки! Попали!» – но сознание угасло, выбитое таким же сильным, поставленным ударом, переломившим хрупкую женскую челюсть, как стеклянную.

Водителя вырубать не стали. Его несколько раз ударили по почкам, чтобы прочувствовал серьезность момента, и через пять минут «Скорая помощь» шуршала по пустынной в три часа ночи улице. Никого на тротуарах, темные окна пятиэтажек, мерцающие лампы над дверями закрытых магазинов. Только ночные таксисты спят в своих машинах, дежуря на «пятаках», ожидая припозднившегося гуляку. Ни ментов, ни прохожих – идеальное время для совершения преступления.

– Вы че, пацаны?! У нас нет наркоты! И бабок нет! Что вам нужно? За что? – Пятидесятилетний водитель был очень напуган. Он видел такие лица в девяностых и не думал, что подобное еще возможно. Совершеннейшие отморозки, с остекленевшими глазами, ни в грош не ценящие чужую жизнь. От них веяло опасностью и смертью.