Охотники на мамонтов. Посёлок на озере
Шрифт:
Медведь оглянулся на людей. В это самое время выбежал Ао с горящей веткой сосны. Он подбежал к краю обрыва, с силой перекинул на ту сторону окутанный дымом сук и вихрем помчался догонять товарищей.
Когда первый ряд атакующих, с Волчьей Ноздрёй во главе, взобрался на противоположный берег оврага, все увидели, что медведь был уже далеко. Со страху он мчался
Игры победителей
Охотники с хохотом возвращались домой. Они почти не могли ничего толком сказать. Волчья Ноздря только гоготал и взвизгивал. Он потрясал своей страшной бородой и разевал зубастую пасть. Выразительно взмахивая руками и оглядываясь назад, другие мужчины протягивали руки в ту сторону, куда убежал медведь. Все кричали, не слушая друг друга. Торжествуя победу, они рассказывали о том, как смешно скакал страшный зверь через кусты, как он улепётывал от огненной палки Ао.
Художник Фао не утерпел и принял участие в атаке. Возвращаясь домой, он шёл рядом с Уа. Заливаясь смехом и повторяя слово в слово всё, что говорил Фао, Уа добавил:
– Эах – трус! Эах побежал, как заяц.
Он хотел сказать ещё что-то, как вдруг Фао зажал ему левой рукой рот, а правой больно ударил по плечу.
– Молчи! Нельзя! – хрипел он, сжимая ему челюсть. – Нельзя называть. Услышит – придёт ночью! В лес унесёт!..
Все кругом разом перестали смеяться и сердито глядели на Уа. Некоторые трусливо оглядывались назад. Другие торопились описать вокруг себя черту остриём копья. Третьи замахивались на Уа и даже толкали его кулаками в спину. Уа был обескуражен. Он понял, что поступил непозволительно неосторожно.
Сколько раз мать говорила ему: «Не называй громко того, кто любит мёд. Назовёшь – повстречается где-нибудь, унесёт в свою берлогу!..»
И сама она, если доводилось говорить про какого-нибудь сильного зверя, всегда шептала про него в самое ухо, да ещё прикрывалась ладонью:
– Чтобы ветер не подхватил. Ветер подхватит, отнесёт слова далеко. Залетят в лес, а там их услышит тот, кого назвали. Узнает хозяин, придёт, скажет: «Кто меня звал?»
Так говорила мать, и сам Уа сколько раз учил тому же младших. А тут… Что сделалось с его головой? Как мог он позабыть?
Настоящее имя медведя было «эах». Но вслух говорили вместо этого «вурр». Это было лишь звукоподражание. Так эах ворчит, когда, забравшись в берлогу, лижет свою лапу. Звали медведя также «лохматым», или «кто любит мёд», или «кто сосёт лапу». Про волка говорили «кто воет зимой», про гигантского оленя – «кто бесится осенью». Слово «хумма» также означало громкое дыхание мамонта и было ненастоящим его именем. Чем сильнее зверь, тем страшнее его накликать. Матери с раннего детства внушали это своим ребятам шлепками и угрозами. Это было основное правило охотничьей мудрости.
Впрочем, если вовремя спохватиться, дело ещё можно поправить. И Фао сейчас же постарался это сделать. Он наклонился и что-то шепнул Уа на ухо. Уа кивнул головой.
– Это не Уа тебя звал, – сказал он, обернувшись лицом к лесу. –
– Вот, – сказал Фао. – Пускай себе пойдёт к Окуням. Пускай поищет!
Все засмеялись. Через минуту охотники уже вылезли из оврага и вступили в посёлок. Здесь было шумно и весело. Женщины с радостью встречали своих защитников. Дети прыгали и суетились. Девушки визжали. Канда то кружилась, то бегала вокруг землянки и на бегу всплёскивала смуглыми руками.
Жители посёлка веселились. Никто не мог устоять на месте. Ноги приплясывали сами собой. Руки тянулись к рукам, и вот без уговору составился огромный хоровод, и людской круг завертелся на лужайке.
Крики и хохот перешли в весёлую песню про глупого вурра. В хоровод втолкнули Волчью Ноздрю. На него со смехом накинули медвежью шкуру. Теперь он должен был изображать самого «страшного эаха». Ноздря сейчас же вошёл в свою звериную роль. «Медведь» с рёвом бросался на девушек и женщин, а те с визгом разбегались во все стороны, прятались за кусты и за летние шалаши. Актёр вскоре перестал быть актёром. Он в самом деле чувствовал себя медведем. Да и все окружающие признали это.
Дети плакали от страха и прятались в землянки. Молодые матери прижимали к себе малышей и боязливо смотрели из-за кустов на то, что происходило на лужайке.
В это время, подпрыгивая на одной ноге, приковылял к хороводу Тупу-Тупу. Он махал выхваченным из огня можжевельником. Волосы на его голове были связаны таким же пучком, как у охотника Ао.
Тупу-Тупу зашёл со стороны ветра, чтобы искры и пахучий дым летели на «зверя». Оглушительный хохот раздался на поляне, когда Волчья Ноздря стал на четвереньки и уморительно побежал от него по-медвежьи к опушке леса.
Так начался день весенних игр. Сначала играли в медведя, в охоту на разных зверей и птиц. Потом два охотника – Суоми и Хоху – с деревянными рогами на голове плясали буйную пляску дерущихся зубров. Они бодались, толкались и ревели друг на друга, подражая рёву диких быков.
Под конец стали играть в ловлю оленей. Мужчины были охотниками, женщины – дичью. Игра состояла в том, чтобы от лесной опушки загнать «оленей» в «загон», то есть в промежуток между двумя землянками. «Олени» старались убежать как можно дальше в лес; «охотники» бегали вслед за ними и гнали их к условленному месту.
В лесу уже темнело, когда отряд молодёжи, в котором находились Ао и Улла, выследил между кустами кучку спрятавшихся девушек и женщин. Охотники стали заходить с тыла, чтобы отрезать свою «дичь» от леса. Женщины заметили их и с визгом бросились в разные стороны. Ао больше других увлекался игрою. Он быстро обогнул поляну, чтобы забраться поглубже в чащу леса и перехватить путь убегающим «оленям». Он знал, что сюда побежала Канда.
Вдруг он заметил тёмную фигуру коренастого охотника, который прятался за кустом и, пригнувшись, следил за тем, что делается на луговине.