Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)
Шрифт:
Иммиграция не прекращалась в течение всего столетия. Население страны резко возросло. Английские плантации на Малакке умножились и расширились, теперь они снабжали мир также чаем, кофе и сахаром.
Когда в начале восьмидесятых годов голландцы заложили на восточном побережье Суматры первые каучуковые плантации, они тоже разослали своих агентов по всему архипелагу и в Индокитай. И снова обнищавшие люди стали толпами покидать родные места и переправляться на голландских судах на огромный дикий остров. Гам, в джунглях, многие из них погибали,
Изредка некоторым из них удавалось бежать.
1
Манахи еще раз оглядывается назад, чтобы посмотреть, виден ли плавник акулы, погнавшейся за лодкой еще на рассвете и преследовавшей их весь жаркий день, в сумерки и до позднего вечера, озаренного взошедшей луной.
Под дном лодки скрипит песок.
Услыхав оклик, Манахи свертывает одеяло, берет мешочек с рисом и сходит на берег вслед за мужем. Подставив разгоряченное тело прохладному ночному ветерку, тот вытаскивает из набедренной повязки кинжал и одним ударом перерезает веревку из кокосового волокна, которой прикреплен к лодке балансир. Отбрасывает в сторону мокрое бревно и бамбуковые перекладины. Ударом ноги сталкивает утлое суденышко обратно в воду и долго провожает взглядом перевернувшуюся вверх дном лодку, уносимую течением из бухты на простор переливающегося в лунном свете моря.
— Пандаб!
Он оборачивается на зов.
Его жена расстилает одеяло на мшистой полянке посреди кустов и тиковых деревьев.
Он делает движение к мешочку с рисом, но останавливается, увидев ее отрицательный жест.
— Поспи! — И заметив, что она колеблется, добавляет: — Нам еще долго идти. До деревни далеко.
Он присаживается на корточки рядом с ней. Прислушивается к ее дыханию, которое постепенно становится глубоким и ровным. Распрямляет плечи, ноющие от долгой работы на веслах. Разглядывает натруженные ладони. Прячет в них лицо. И непрерывно думает о днях мучений и позора, оставшихся позади.
Долог, очень долог его путь!
Родился он на восточном побережье Мадраса, у самого моря, по которому ежегодно зимой муссон гонит косые гряды волн. Жил в одной из жалких хижин, обычном прибежище парий, бесправных отщепенцев, питающихся только рыбой. В жаркие летние месяцы перебирался под низкий тростниковый навес, спал на голой земле, два раза в день пересекал на утлом плотике из тростника ревущий прибой, а в ночи полнолуния, когда в деревнях богатые крестьяне закалывают в честь бога Шивы коз, голодный сидел на корточках в своей хижине перед священным фаллическим символом.
Оттуда пришли они с Манахи, и с ними многие другие, поверившие рассказам о привольной жизни на чужбине.
Однажды утром в селении появились всадники — полицейские в белых мундирах и красных тюрбанах, а с ними два желтокожих человека, обутых в сапоги. Они долго говорили с отверженными. Рассказывали о Малакке, большом полуострове за морем. Там, в юго-западной части Малакки, белые
И никто из отверженных не захотел остаться дома.
На четырехмачтовом паруснике, который перевез их через море, они встретили малоземельных крестьян с севера, из района дельты, спасающихся бегством от сборщика податей и его подручных.
Они принадлежали к касте вайшьев и близко не подходили к «неприкасаемым», париям. Даже на Малакке, среди непроходимого леса, в котором завербованным предстояло закладывать плантации для белых сахибов, вайшьи сооружали свои убогие жилища вдали от хижин парий.
Шли недели, а дело не трогалось с места. Прополз слух, что сахибы отказались от своей затеи. Не к чему было ехать в эту страну, не получишь здесь ни работы, ни денег.
Белые люди, прибывшие на корабле, раздавали ожидающим рис. Но в один прекрасный день они исчезли из лесного лагеря и больше не вернулись.
Чтобы не умереть с голоду, снова угрожавшего им, парии и вайшьи на разных участках начали выжигать лес под пашню. Наломав в кустарнике сучьев, заменивших им плуг, они засеяли узкие полоски земли рисом, не орошая их, так, как делают самые бедные племена в джунглях Южной Индии.
В чаще девственного тропического леса возникла деревня.
Прошли месяцы.
И снова появились всадники. Они рассказывали о Суматре, большом острове посреди моря. Там собираются заложить каучуковые плантации. Каждый, кто захочет отправиться туда, немедленно получит пятьдесят анн.
Через несколько часов всадники выехали из деревни, а за ними потянулась длинная вереница мужчин, женщин и подростков.
Пандаб и Манахи тоже были здесь. И шли за всадниками на юг до самого моря.
Полные радужных надежд, они поднялись на корабль, ожидавший их у берега, — такой огромный, какого они еще никогда не видели. Здесь им встретились беженцы из Бирмы и из Аракана, которые тоже покинули родину в поисках лучшей жизни.
Белый человек собрал их всех и начал читать вслух по исписанной бумаге, которую называл контрактом. В нем говорилось о работе, о повиновении и о наказаниях. Каждому из них пришлось подойти и нарисовать на такой бумаге темной жидкостью свой знак.
Потом белый человек собрал все контракты, и корабль повез людей по морю к острову Суматра. Уже на следующий день они высадились на берег и оказались среди болот и непроходимых зарослей.
Здесь их разбили на группы и к каждой приставили надсмотрщика. Выдали ножи-паранги, чтобы расчищать кустарник и перерубать толстые лианы. Потом пришлось валить деревья, отсекать ветви от стволов, ломать корни, корчевать пни.
С помощью огня и пилы был расчищен участок, по краям которого им разрешили построить себе хижины из веток и пальмовых листьев.
За один день работы — так было написано в контракте, который прочитал им белый человек на корабле, — каждому причиталось полрупии, то есть восемь анн. Из них главный сахиб удерживал две анны налога. Еще четыре анны они должны были платить за одежду, которую им иногда выдавали, и, кроме того, пол-анны за точку паранга, тупившегося от работы.