Охотники за курганами
Шрифт:
— Мала больно киса у Дракона… э-э, Дагона. Разве в ней огромный клад упрячешь?
На что князь отозвался совершенно серьезно:
— То не денежный кошель, Егер. Если прав наш Вещун, то это оружие похлеще всех пушек, что сейчас размещены по Сибири.
— Как понять? — прищурился Егер.
— А понимать и нечего. Выбит сей барельет давным-давно. И указует он дуракам, что соваться далее его — не след. Ведь сие есть наш древний бог — Датой, и надпись под ним дает знать, что далее — его земля. Вот так. Соваться дальше я бы и не стал, да ведь зачем сюда шли? По именному
— Так мы — сунемся? — с надеждой спросил Егер.
— Сунемся. Только опосля того, как туда свою голову просунет наш ученый предводитель.
Егер с удовольствием крякнул. На озере, саженях в ста от берега, вдруг вздулся огромный шар воды и мигом опал.
Спрятавшись за камнем, Егер, по примеру князя, стал истово креститься.
К позднему утру аула Х’Ак-Асов на лужайке не оказалось. Осталась примятая трава и знак, что лужайку пользовать разрешается. Знаком был небольшой костерок с казаном над ним. В казане кипела вода.
Второй раз за сутки князь имел недовольство от джунгар. Не спросись, они рассыпались по предгорьям — искали поживу. К обеду пригнали в лагерь десяток чужих коней и злобно переругивались с Байгалом.
Старый Акмурза опять не вставал из повозки — жалился на сердце. Артем Владимирыч поманил Байгала, они вдвоем встали у изголовья старого воина.
Лицо Акмурзы блестело от пота. Глаза беспокойно оглядывали небо.
— Хан Тенгри, — запинаясь, промычал Акмурза, — верую: зовет меня. Сегодня к ночи. Люди мои это почуяли — прости им, князь, буйство без предводителя. Судьба их идет вразрез с твоим походом. Отпусти их…
Внук Акмурзы — Байгал — все рвался ухватить деда за руку. Однако старик прятал руку под полой халата.
— Кликни воинов… У меня сил нет… — обратя наконец лицо на Байгала, попросил Акмурза.
Байгал задрал голову, испустил длинный волчий вой. Бешеный конский топ поднял задремавших было после каши солдат. Защелкали спросонья замки ружей. Егер прикрикнул: «Всем отдыхать!» И окрест утихло.
Джунгары окружили повозку предводителя, попрыгали наземь.
— Воины! — приподнявшись на локтях, твердым языком, смешав в горле кашель и суровость, молвил Акмурза. — Меня призывает к себе Тенгри Хан, великий и всемогущий. Я оставляю вас под рукой направляющей и судящей, под рукой моего внука — Байгала. Он уже крепко держит родовую саблю, значит, направляет вас. А вот в присутствии великого князя, из рода древнего и могучего, князя из касты бешеных воинов — ассуров, я передаю внуку моему и право судить…
Тут Акмурза опростал из-под халата свою правую руку. В ней оказался позолоченный шишастый шлем, отороченный по краю мехом черной лисы. Хвост этой лисы опускался с шишака шлема.
Байгал пал на колени перед рукой деда. Воины смутливо переглядывались.
Чертов старик! Мог бы и предупредить князя, что затевает перед смертью!
Артем Владимирыч презрительно загнул концы губ, тугим взглядом провел по лицам кощиев, окружающих повозку умирающего вождя джунгар. Двое рослых и более богато одетых кощиев взгляда не отвели.
Резво лязгнула сабля князя. В полуприсяде он отрубил по косой — от правого плеча к левой подмышке — голову первого отказчика от власти Байгала, а выпрямляясь, сделал поворот кистью и ровно под горло снес башку второго. Артем Владимирыч провернулся вокруг себя и у самой земли успел наколоть на клинок не успевшую коснуться земли голову берендея. Это был древний — саркий прием владения шашкой. Кощии замерли, стоная через зубы.
От того места, где дремали солдаты, донеслись матерности и засверкали штыки.
Джунгары в ужасе попадали на колени перед повозкой. Акмурза сел, потом, кивнув Байгалу — поддержать его, встал на повозке. Косо глянул на князя, кивнул. Князь, со своей измазанной в крови саблей пошел меж кощиев, колотя плашмой клинка по спинам коленопреклонных. Акмурза творил на своем языке молитву за присягу, а князь, по древнему сурскому обряду — саблей в людской крови — велел кощиям ее принимать. Прошел так почти всех, осталось человек пять, когда один из джунгар вдруг вскочил и заорал, перекрыв голос старого предводителя. Что за ор — Артем Владимирыч понял без труда. Воин отказывался быть приведенным под власть Байгала саблей человека чужой страны и чужой веры!
Акмурза прервал молитву, убрал руки за спину. Байгал поднялся с колен, взял с повозки отороченный лисой золоченый шлем, уверенно надел его и дедовской саблей снес голову орущему. Князь теперь, походя, шлепнул саблей и Байгала и зашагал к оставшимся воинам. Те покорно подставляли спины.
Простились наскоро. Князь передал Акмурзе тысячу рублей серебром, чтобы тот расчелся с воинами за службу на Российскую империю. Акмурза дрожащей рукой уложил мешок на свою повозку, хотел сказать последнее слово, но закашлялся и обреченно лег на кошму.
Байгал поймал глазом кивок князя и диким криком послал воинов торить сакму.
Пять повозок и сотню лошадей забрали с собой джунгары. Артем Владимирыч вздохнул. То ли с радости, то ли с горечи. Рядом тихо хмыкнул Баальник. Он приложил руку козырьком и наблюдал, как цепочка конников огибает озеро.
— Той сакмой они через десять ден выйдут на зимовки Бхаган Ула. Пограбят сладко.
— Кой черт! — вырвалось у князя.
— Там, в тех краях, княже, известен древний золотой рудник — Май-Каин. По преданию, тот рудник еще до Великого потопа чистил от золота изгнанный богами убивца Авеля — Каин. Либо его правнук — Тувал… каковой был кузнецом и своего прадеда — Каина — також благополучно избавил от жизни на земле…
Баальнику, должно, хотелось поболтать. Но Артем Владимирыч повернулся, пошел и услышал уже в спину:
— Церковники тыщщу лет спорят, что за знак Боги дали Каину и его потомкам, чтобы люди не их убили на путях странствия, как греховников, погубивших Авеля. До брадодрания спорят церковники… А того не ведают, что Боги дали Каину — бороду! Окрест ходил безбородый люд, лишь Богам борода была наказана! Вот и дали они бороду и Каину, и потомству его, чтобы безбородые боялись…
Князь остановился. Повернулся.