Охотники за мифами

Голден Кристофер

— Конечно, — сказал Оливер. — Охотники могут настичь нас в любую минуту. Останавливаться нельзя.

Зимний человек резко обернулся к нему, сердито сощурившись. Все черты его лица — подбородок, скулы, нос — удлинились и заострились. Туман, сочившийся из глаз, теперь клубился и вокруг головы. Он шагнул к кровати — руки подняты, пальцы-кинжалы скрючены, — словно собрался напасть.

Оливер открыл было рот, но не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Его сжало холодом — не по воле зимнего человека, а от страха.

Фрост опустился на колено и постучал пальцем — ледяной иголочкой — по виску Оливера:

— Думай! Пора уже начать соображать, что за мир вокруг тебя. Ты ищешь свой жизненный путь, и я это понимаю. Но надо понимать и то, что

на кон поставлено нечто неизмеримо большее, нежели твоя собственная жизнь — хрупкая, смертная. Ибо я боюсь не за себя. И не за одних лишь Приграничных, хотя заговор, кажется, направлен против нас всех. Недостаточно найти ответ на вопрос, кто пытается уничтожить Приграничных. Важно, почему он пытается это сделать. Неужели ты даже не задумывался о том, какие силы могут быть замешаны здесь?

Оливер не знал, что ответить. Лежа в постели под разгневанным взглядом Фроста, он сильнее, чем когда-либо в этом мире, чувствовал себя ребенком. Он привык считать Приграничного своим другом, но теперь сердце гулко колотилось от ужаса, а дыхание перехватывало.

— Нет, мне кажется, что не задумывался. — Зимний человек покачал головой. — Я наблюдал за Охотниками. Я недоумевал, почему они больше не пытались убить нас. И пришел к выводу: это произошло потому, что их слишком мало. Приграничных гораздо больше, чем… Охотников за мифами. — Последнее слово он буквально выплюнул, точно ему на язык попал яд. — Они так заняты, эти Охотники. Разбрелись по Двум Королевствам и убивают направо и налево. И когда я спрашиваю себя зачем, на ум приходит только один ответ: тот, кто виновен в убийствах, лелеет более обширные планы. И чтобы эти планы осуществились, необходимо устранить Приграничных, дабы они не смогли помешать. Возможно, наш тайный враг мечтает о завоеваниях, а способность Приграничных свободно путешествовать, куда нам хочется, опасна для него. Но это лишь догадка… Все остальное — тайна. Но и моя жизнь, и жизнь Кицунэ, и жизнь тысяч других зависит от того, смогу ли я разгадать эту тайну.

Поэтому я протащу тебя через Завесу, чтобы ты смог позвонить, и доставлю тебя к профессору Кёнигу, потому что я обещал. Но каждая потерянная минута приближает нас к уничтожению всех Приграничных, и этого я забыть не могу.

Оливеру хотелось сказать очень многое. Хотелось выразить Фросту благодарность, сказать ему о своей преданности. Пообещать, что, как только с него будет снят смертный приговор, он останется в этом мире и станет сражаться на их стороне, и сделает все, что в его силах, лишь бы разоблачить жуткий заговор, стягивающийся кольцом вокруг них.

Но отблеск в глазах зимнего человека заставил его промолчать.

Только когда Фрост отвернулся и снова ушел в темный угол комнаты дожидаться вечера, Оливер смог перевести дыхание. Придавленный гнетом страха, вины и беспокойства, он был уверен, что не сможет заснуть.

Но скоро, однако, соскользнул в беспокойную дремоту. В его сновидениях перемешались два мира, и в каждом из них он чувствовал себя одиноким.

Вечер в Перинфии разительно отличался от утра. На рассвете улицы были почти пустынны, но стоило спуститься сумеркам, как началось настоящее столпотворение. По булыжным мостовым грохотали телеги и кареты. И они были не единственным видом транспорта на улицах. Здесь ездили автомобили — в большинстве своем старинные, шумные, источающие запахи машинного масла раритеты начала двадцатого века. Другие, однако, выглядели тут удивительно несуразно: старый седан с подножкой, который вполне мог бы водить Джон Дилинджер [38] , и «форд»-пикап семидесятых годов двадцатого века с пятнами потускневшей зеленой краски на тех местах, что еще не покрыла ржавчина.

38

Джон Дилинджер — американский преступник 1930-х гг., прославившийся десятками ограблений банков.

Металлические

монстры поражали, но монстров иного сорта насчитывалось куда больше. Черные собаки невероятных размеров и самого разнообразного вида бегали по тротуарам, пробираясь сквозь фланирующие толпы. У некоторых были сверкающие красные глаза, а другие, ростом поменьше, словно парили в нескольких дюймах над землей: их лапы совершенно не касались твердой поверхности. Попадались несуразные создания, в основном составленные из частей разных животных. Голова петуха на теле ящерицы с хвостом скорпиона. Голова аллигатора на теле льва с орлиными крыльями. Кое-кого Оливер знал из мифологии: грифона, гарпию, Пегаса. Но большинство существ оставались для него загадочными. Настоящий зверинец из обитателей сказок и легенд.

Огромные лошади медленно брели по улицам, не уступая дороги ни каретам, ни автомобилям. Везли они, как правило, мрачных всадников в кожаных доспехах. У некоторых плоть на костях отсутствовала, а вместо головы торчал голый череп; а у других и вовсе не было головы. Встречались великаны разного роста и вида, с разными повадками. Боггарты, гоблины, тролли — хотя зачастую трудно было определить разницу между ними. Нимфы и феи со всего света, в том числе порхающие эфемерные создания с яркими разноцветными крылышками, а также стройные мужчины и женщины неземной красоты, исполненные холодной сосредоточенности и спокойствия, как глубокий океан перед штормом.

Ну и, конечно, не обошлось без чудовищ. Бродили вперевалку существа, покрытые такой отвратительной грязью, словно только что вылезли из болота или сточной канавы. Красивые создания с лицами мертвяков и длинными конечностями, готовыми схватить жертву. Какие-то мерзкие зубастые твари, припадая к земле, проносились с такой скоростью, что их едва удавалось заметить.

Но самыми многочисленными среди всех — зверей, фей, гоблинов и чудищ, вместе взятых, — были люди. Потомки Заблудившихся, некогда проскользнувших из одного мира в другой, — дети Роанока и Норфолка, Шанхая и Тунгуски, злосчастные пассажиры тысяч кораблей-призраков. Город заполняли мужчины, женщины и дети, для которых все вокруг являлось совершенно обыденным. Одни гуляли, романтически держась за руки и на ходу разглядывая витрины магазинов; другие перебирали товар на тележках торговцев; третьи смеялись над гримасами уличных комедиантов самого разного сорта.

Музыка, смех и крики, перемежаясь стуком копыт, скрипом телег и ревом моторов, наполняли воздух. Из ресторанов, пабов и кафе вперемежку неслись экзотические ароматы, запахи специй, трав и кондитерских изделий, созданных по рецептам сотен культур, некогда занесенных сюда из Северной Америки, Европы и Азии и, возможно, давно утраченных на родине.

Такой была вечерняя Перинфия.

У Оливера кружилась голова от благоговейного ужаса при виде всех этих чудес.

Фрост оставался невидимым. В бестелесной форме он плыл где-то высоко над головой, объезжая ветра ефразийской ночи. Кицунэ же шла рядом с Оливером, и с того самого момента, как они вышли из гостиницы «Fleur de Lis», ее пальцы сплелись с пальцами Оливера, точно у влюбленных. «Так мы будем вызывать меньше подозрений», — сказала она. Он знал, что спутница права, однако краска все равно заливала его лицо, а кожу покалывало от ощущения ее близости, от воспоминаний о ее обнаженном теле. Оливер то и дело напоминал себе, что это не ее, а Джулианну он страстно желает видеть — Джулианну, которую уже обидел так жестоко.

Так, рука в руке, они дошли до заведения «У Амелии». Окна здесь были темными, электричество отсутствовало. Вывеска подсвечивалась газовыми фонарями: внутри стеклянных колб плясало яркое живое пламя. Изнутри доносилась музыка — похоже, играл биг-бэнд с трубами и барабанами. Из приоткрытой двери выплывал дым от многочисленных трубок, сигар, сигарет, сладковатый запах самокруток с местной травкой.

Внимание Оливера сразу же привлекла вывеска над дверью. На ней было вырезано название ресторана, нарисован старый аэроплан и решительное, открытое женское лицо.