Охотники за мифами
Шрифт:
Тед Холливэлл работал в полиции много лет. По голосу Бека он понял, что тот чего-то недоговаривает. Он почти слышал эти лакуны в его рассказе. И чувствовал, что знает, чего недостает.
— Он забрал их с собой, да?
— Прошу прощения?
Холливэлл вздохнул. Он знал, что не ошибается. Это был абсурд, но предчувствие говорило совсем иное. Он рассказал Беку об убийстве Алисы Сент-Джон — оно произошло на глазах у множества людей и тем самым резко отличалось от случаев в Париже и Сан-Франциско. Однако картина убийства Макса Баскомба, хоть он и не был ребенком, почти полностью подпадала под описание. Холливэлл поделился
— Убийца забрал их. Ведь так? В обоих наших случаях, с Баскомбом и малюткой Сент-Джон, глаз на месте преступления не обнаружили. При запертых дверях и так далее.
Молчание на том конце провода сказало ему все, что он хотел знать. Холливэлл глубоко вдохнул и откинулся на спинку стула. В пустой комнате снова раздался скрип. В мозгу пылало множество вопросов. Они метались в его голове, не находя ответов.
— Но как это может быть? — спросил детектив Бек, и Холливэлл не сомневался, что тот обращается не к нему, а к некоей космической силе, которая, как он верит, услышит его. — Не подождете минутку? — вдруг спросил Бек. И, прежде чем он перевел телефон в режим ожидания, Холливэлл уловил слова детектива: — Лейтенант! У нас еще один случай.
Последняя фраза эхом звучала в его ушах целых две минуты, пока он ждал, когда Бек снова возьмет трубку. Наконец тот вернулся, и Тед чуть не заорал:
— Еще один случай? О чем это вы, детектив Бек? Послушать вас, так можно подумать, что таких случаев уже черт знает сколько!
— Нам звонили не только вы.
Холливэлл прищурился и посмотрел на пустой, темный компьютерный монитор, словно тот мог внезапно загореться и выдать какое-то объяснение.
— Сколько?
— Один, совершенно точно, — в Праге. Другой — в Торонто. Два в Луизиане, но они могут и не иметь к этому отношения. И еще сиротский приют в Германии, в пригороде Мюнхена.
Холливэлл почувствовал тошноту. Он согнулся, упершись локтями в стол и проводя рукой по редеющим волосам:
— Сиротский приют?! Там был не один…
Бек предвидел вопрос.
— Все. Двадцать семь детей, от полутора до одиннадцати лет.
Холливэлл зажал рот ладонью и невидяще уставился в дальнюю стену комнаты.
— Алло? — окликнул его Бек.
— Я здесь. Простоте. Просто… слишком трудно. Я давно работаю в полиции, но двадцать семь ребят…
— Тридцать три, если считать всех, включая ваших. Плюс один взрослый. Странно, не так ли?
Холливэлл рассмеялся, и смех гулко зазвенел в его ушах.
— Странно? Проклятье, это уже не просто странно! Одному человеку такое определенно не под силу. Значит, здесь какой-то заговор. Может, все идет через Интернет? Собралась шайка психов, пообщалась в чате или где там еще, потом они идут на улицу, делают свое дело, сообщают остальным…
— Может быть. — Похоже, он не слишком убедил Бека. — Я буду практически счастлив, окажись разгадка такой простой. Но как объяснить, что во всех случаях нет никаких признаков насильственного вторжения, никаких физических улик? Ваш случай — пока единственный, в котором есть свидетели. Если преступников много, хотя бы один из них должен был наследить, оставить хоть что-нибудь, что следователи могли бы взять на вооружение.
С этой логикой Холливэлл поспорить не мог. Ни один из детективов не хотел
И он знал, что все расследование в конце концов сойдется на нем и Управлении округа Уэссекс. Оба местных случая уникальны: в одном жертвой стал взрослый, а в другом имелись свидетели. Кроме того, именно здесь пропали люди, связанные с этим делом. Убийство Баскомба в этом смысле единственное в своем роде.
Брат и сестра Баскомбы исчезли, словно по волшебству, без всяких средств передвижения, а Оливер, вдобавок, — в разгар метели. Этим их исчезновение напоминало исчезновение убийцы, не оставляющего за собой ни малейших следов.
Окончив разговор с Беком, Холливэлл повесил трубку. Шериф Норрис не особенно удивился, когда детектив коротко постучал в дверь и тут же вошел. Джексону каждый день по несколько раз звонили из юридической конторы Макса Баскомба. Коллеги покойного давили на шерифа, желая скорее получить итоги следствия. Юристы жаждали тихого расследования и скорых результатов, и им хотелось, чтобы Джексон Норрис обеспечил все это.
Похоже, им придется разочароваться.
Земля на западной границе Перинфии пылала огнем.
Утро еще не наступило, и даже заря не занялась по-настоящему, когда мчавшиеся во весь опор Оливер и Кицунэ увидели на горизонте темные башни города. Башни взметнулись прямо из ефразийской земли, безо всяких там предместий и пригородов. Дорога Перемирия рассекала зеленые равнины, а потом, без предупреждения, возникали сумрачные шпили и величественные здания. Издали, да еще и в темноте, их можно было принять за какую-то стену или огромные ворота. Но когда они подъехали ближе и небо цвета индиго поменяло оттенок на кобальтовый, Оливер с удивлением обнаружил, что Перинфию вообще не окружала стена — лишь сторожевые башни, отстоявшие друг от друга примерно на полмили.
К югу от Дороги, на расстоянии вдвое большем, чем им оставалось ехать до города, они увидели участок пылающей почвы. Здесь выходил на поверхность земли вулкан — черное жерло иссекли трещины, в них светился адский огонь пылающей магмы. Потоки жидкого пламени то и дело выплескивались в воздух, и весь периметр этой вулканической ямы, где не росли ни трава, ни другие растения, представлял собой кольцо огня в несколько футов высотой.
Когда до Перинфии осталось около мили, Оливер направил коня к группке деревьев и натянул поводья. Кицунэ последовала за ним. Лошади заговорщически фыркали, словно осуждая воров, которые обрекли их на несколько часов трудного пути.
— Почти рассвело, Оливер. Времени на отдых нет. Взойдет солнце, и мы не сможем проникнуть в Перинфию незамеченными, — сказала ему Кицунэ.
Глаза ее широко раскрылись в тревоге, лицо разгорячилось от быстрой езды. Ветер спутал длинные волосы, и они непослушной копной рассыпались по капюшону, ниспадая на плечи. И хотя тон ее голоса был предостерегающим, в глазах светилось обычное озорство, словно никакие обстоятельства не могли его погасить.
Но Оливер испытывал только беспокойство.