Охотники за наследством

Иванова Ирина Ивановна

– Мы тут видели одного, роскошный мужчина, Себастиан Коу, – Макс опасливо покосился на Эдика, – но вам вряд ли подойдет. Больше никого не знаем.

– Нас вообще-то интересуют мужчины постарше.

– Насколько постарше? – уточнил Макс. – Чтоб сразу в гроб после первой брачной ночи?

– Нет, конечно, – быстро ответила я.

– Я вам так скажу, сударыни, – взял слово Эдик. – Делайте спасание на водах, как обычно, а там, может, и лорды попадутся.

– А как обычно? – заинтересовалась Алиса.

–

Ну, как же, даете пару сотен начальнику спасательной службы, чтоб не вмешивались, и начинаете громко и красиво тонуть. Только посмотрите перед этим, чтоб лорды на берегу сидели. И готово.

– А как же он меня спасет, если ему девяносто?

– Дорогая Лукреция, кто вам сказал, что тонуть надо по-настоящему? Надо тонуть понарошку. Это можно делать сколь угодно долго. Доплывет, куда он денется. Они тут все бодрые такие, в гольф играют. Кстати, Макс, ты слышишь, что говорит Алиса про апельсины, мы тоже могли бы сыграть. А вместо фламинго использовать зонты-трости, которые у входа стоят.

Тут вдруг на веранде стало ужасно светло. Непонятно откуда взявшийся луч света, как прожектор, осветил вазу с апельсинами, пересчитал спрятанные под столом пустые бутылки и в итоге захлебнулся хлоркой в нашем крошечном бассейне.

– Эдик, светает! – завопил Макс так отчаянно, как будто оба они были вампирами. – А мы же еще не собрались!

Рассказывавший до этого о прелестях йогического массажа Эдик вздрогнул и засуетился.

– Дамы, Лукреция, рад был, слушайте, у меня визитки в номере, я сейчас.

– Бежим! – снова закричал Макс и, пожав нам руки, потащил за собой Эдика.

Тот оглядывался и махал нам рукой.

– Они подсвечник забыли, – заметила я.

– На память нам оставили. Пойдем спать.

Мы захватили трофей в комнату и оставили убирать последствия нашего пиршества Кристиану, хотя для этого наверняка была особая горничная. Оказавшись на кровати, я тут же заснула, и в этот раз меня не добудились бы, даже если бы кто-то шептал мне на ухо всю ночь.

Запахло жареным. Я не сняла часы и теперь поднесла руку с пульсирующей стрелкой к носу. Два часа дня. На передвижном столике рядом с кроватью остывал завтрак. Со второго раза мне удалось схватить лежащую рядом с чашкой записку: «Я на пляже. А.»

Ненавижу «завтрак в постель» – как можно так есть, неумытой. Отвернувшись от столика, я пошла в ванную. На удивление, глазунья под здоровым металлическим колпаком оказалась горячей даже через полчаса. Еще минуту я стучала ножом по крышке, силясь определить, что это за материал – если не серебро и не мельхиор, то почему такое тяжелое. Так и не разобравшись, отложила колпак в сторону. Типичный английский завтрак: яичница, тосты, четыре вида джема, сок, чай. Хорошо еще, что Алиса не дала им подсунуть мне кашу. Видимо, в том, что к завтраку добавили сырную тарелку, тоже

была ее заслуга. Но и тут были проколы: почему, спрашивается, джемов четыре вида, а кусочков масла всего два?

Совместив завтрак с ланчем и, судя по ощущениям в желудке, даже с обедом, я переоделась в купальник и только тогда обнаружила пропажу шкатулки. Сделанный Алисой дубликат преспокойно дрых в сейфе. Желудку стало хуже, пол под ногами слегка зашевелился. Захлопнув дверь в бунгало и на ходу откинув юношу, спросившего, чем мне можно помочь, я бросилась к пляжу. Алиса лежала под белоснежным зонтом на синем лежаке и потягивала коктейль.

– Где шкатулка?

– О! Лукреция! – приветствовала она меня. – В диване.

– Шкатулка где? – еще раз повторила я.

– В диване, – шепотом буркнула она.

– Как в диване?

– В гобеленовом диване рядом с телевизором, вечером убрала, пока вы ванну принимали.

– Как убрала? Ты что, разрезала диван?

Алиса довольно кивнула.

– А куда еще прикажешь прятать? Эти негодяи небось переворачивают весь номер, когда убираются.

– Хорошо, разрезала диван. А зашила ты его чем?

– Степлером.

– Степлером… – С минуту я молчала, прикидывая, что еще можно сказать. – А если они узнают? Представляешь, какой будет скандал?

– Я тебя умоляю. Откуда они узнают-то? Ложись.

Как только шкатулка «нашлась», мир вокруг перестал шататься. Я растянулась на соседнем лежаке под таким же белым зонтом.

– С утра забежала на ресепшен, – продолжила Алиса, затянувшись сигаретой. – Наша бабушка в отеле не зарегистрирована. Спросила сэра Литтона. Он есть, но его бунгало не дали, наверное, приняли за охотницу или журналистку. Попросила соединить – номер не отвечает. К нам пока никто не звонил. Оставила администратору свой итальянский мобильный, на всякий пожарный, если бабка снова заблудится.

– Угу, купалась уже? – опасливо спросила я.

– Нет, сейчас пойду. – Она затушила сигарету и побежала к отдающей зеленоватым цветом кромке.

С минуту я молча наблюдала за происходящим. Алиса выскочила из воды и, захлебываясь итальянскими ругательствами, начала отряхиваться.

– Даже в Подмосковье в озерах не купаюсь! – крикнула она под конец, обращаясь ко мне и морю одновременно. – Почему там так мутно? Как в болоте!

– Ты видишь волны?

– Нет, не вижу я никаких волн. Это болото.

– Ты дальше смотри. Видишь там, в километре от нас, волны?

– Ну.

– Там риф. Остров почти круглый, – я поставила между нами чашку и очертила вокруг нее воображаемую линию, – окружен рифом, как стеной. Течения нет, получается болото.

– А сразу не могла сказать?

– Что я тебе должна сказать: там огурцы?

– Какие огурцы?

– То есть ты огурцов не видела?

– Каких огурцов?