охранники и авантюристы

Щеголев Павел Елисеевич

„Париж 30 апреля (13 мая) А. Н. Нелидову № 92. Позволяю

себе представить вашему превосходительству статью… (в тексте пропуск заглавия)…полученную мною для напечатания в здешних газетах из Министерства внутренних дел. Почтительнейше прошу ответить мне, не встречается ли препятствий со стороны вашего высокопревосходительства к напечатанию предлагаемой статьи…“. „Париж 4(17) мая 1904 год №105. Позволяю себе представить вашему превосходительству сведения из Лондона, полученные мною от начальника французской секретной полиции“. „Париж 6(19) мая № 106. Позволяю себе представить вашему превосходительству 8 дешифрованных японских телеграмм по вопросам о Манчжурии и англо-японскому союзу“. „Париж 8(21) мая №110. Позволяю себе представить вашему {141} превосходительству

копии писем, адресованных на имя известного финляндского агитатора Эрика Эрштрема, проживающего в Париже. Благодаря сотруднику я надеюсь впредь иметь корреспонденцию упомянутого Эрштрема“. „15(28) мая 1904 года № 115. В дополнение к моей телеграмме от сего 15(28) мая, позволяю себе почтительнейше представить вашему превосходительству текст двух телеграмм японского посланника в Париже г. Мотоно, адресованных в Токио, на имя Комура“.

2) Тетрадь в желтом папковом переплете, представляющая собой рукописный подлинник всех документов за 1904 год, находящихся в вышеупомянутой обложке с заголовком „Всеподданнейший доклад“. В этой тетради оказались копии шифрованных телеграмм от 22 и 26 июля 1904 года и копия телеграммы от 22 июля в Токио за подписью Мотоно; два листа доклада по делу Коковашина и восемь отдельных документов, относящихся ко времени служебной деятельности Мануйлова за границей.

3) Подлинное письмо г. Пешкова от 27 января 1907 года на бланке - „Чиновник особых поручений V кл. при Департаменте полиции“, с просьбой представить директору департамента доклад об Огюсте Дорэ, был ли он, Дорэ, посвящен в дела заграничной агентуры, и имеются ли у него данные для серьезных разоблачений по наблюдению за японской миссией, и черновик ответа по сему поводу Мануйлова от 31 января 1907 года, а также ответ от 6 июля 1907 года об итальянском подданном Инверници.

4) Черновик доклада г. Мануйлова от 29 ноября 1907 года о бывшем служащем заграничной агентуры Раковском Леониде.

5) Черновик докладной записки Якова Осиповича Маш от 5 июля 1907 года на имя директора Департамента полиции о „положении учреждений политического розыска и высшей власти на Кавказе“.

6) Синяя обложка с надписью „Разведочная агентура“, в которой оказались: черновик, без подписи, подробного доклада от 20 июня (3 июля) 1905 года, № 263, Париж, „Об организации разведочной агентуры за границей“, с указанием фамилий или псевдонимов некоторых из агентов, и {142} 7 документов, относящихся к деятельности заграничной агентуры.

7) Такая же обложка с надписью „Архив“, в которой оказались деловые бумаги, брошюры и письма в порядке, указанном на обложке: „К изданию“, „Правда о кадетах“, „Медников“, „Лопухин“, „Скандраков“, „Зубатов“, „Г. Гапон“ и „Чарыков“.

8) Восемь докладов за 1900 г.; по-видимому, все от и. д. агента по духовным делам в Риме - о настроении польских и католических кругов к политике России.

9) Рукопись и две записки „Об учреждении полуофициозного субсидируемого правительством „Русского бюро корреспонденций“ за границей“.

10) Несброшюрованная тетрадь, представляющая собой рукопись о положении Индии, озаглавленная: „Очерк административной организации Индии“.

11) Десять листов с фотографическими снимками писем Dekanozi и Акаши за 1905 год.

Об изложенном докладываю вашему превосходительству».

Обыск у Мануйлова произвел величайший эффект. Полетели специальные телеграммы во все крупные органы Западной Европы: „Times“, „Tag“, „Vossische Zeitung“, „Kreuzzeitung“, „Temps“ и так далее. За границей появились большие статьи под сенсационными заголовками: „Un nouveau scandale dans la police russe“, „Le fouctionnaire Maniloff vend des documents secrets“, „Un nuovo scandalo poliziesco rosso“ и т. п. О впечатлениях, которые обыск произвел на русское общество и на самого Мануйлова, агент Леонид Раковский настрочил следующее любопытное донесение.

«С.-Петербург, 21 января 1910 г.

Много толков в обществе вызвал обыск, произведенный в ночь на 17-е января у бывшего чиновника особых поручений при Департаменте полиции Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова. Носятся

слухи, что обыск произведен в связи с взрывом на Астраханской улице. По другой версии, {143} Мануйлов якобы являлся информатором В. Бурцева, и у него обнаружена переписка с последним.

Сам Мануйлов усиленно будирует в обществе, стараясь придать обыску характер сенсационности, для чего распускает слух об „усиленном наряде чинов полиции и жандармерии“ (несколько десятков человек), назначенном при производстве у него обыска; об оцеплении чуть ли не всего квартала, где помещается его квартира, и т. п.; при этом он всячески старается выставить себя „жертвой политического произвола“.

В интимной беседе с одним из своих приятелей Мануйлов рассказывал следующее. За несколько дней до обыска к нему явился некий Филатов, рекомендовавший себя в качестве корреспондента нью-йоркских газет, и обратился с просьбой снабдить его материалом по поводу появившейся в местных газетах заметки о провокационной деятельности профессора Рейснера, по словам Филатова. По мнению Филатова, Мануйлов, в бытность свою на службе в Департаменте полиции, имел возможность кое-что знать о деятельности Рейснера. После заявления Мануйлова об абсолютном неведении о деле Рейснера Филатов сообщил ему, что он намерен обратиться за материалом по этому делу к Е. П. Медникову, московский адрес которого у него уже имеется. Уходя, Филатов обещал поделиться с Мануйловым интересным материалом по поводу предстоящего, громкого процесса Чайковского и Брешко-Брешковской, причем снабдил его своим адресом, оказавшимся, по проверке, фиктивным. С аналогичными просьбами обращался названный Филатов к Аркадию Веньяминовичу Руманову, главному корреспонденту газ. „Русское слово", за несколько дней до ареста последнего, и Мануйлов из этого выводит заключение, что Филатов является агентом Охранного отделения. Ничего предосудительного по обыску у Мануйлова, по его словам, не обнаружено; взяты лишь старые письма С. Зубатова, Е. Медникова и других.

За разъяснениями о причинах обыска Мануйлов, по его рассказам, обращался, между прочим, к брату председателя Совета министров Александру Аркадьевичу Столыпину, ко-{144}торый рекомендовал ему к этому отнестись философски и не беспокоить никого ходатайствами о защите, так как этим он может только повредить себе; при этом А. Столыпин якобы выразился, что за последнее время, по распоряжению генерала Курлова, в Петербурге производится масса бестактных обысков. Однако, в противовес мнению А. Столыпина, Мануйлов намерен, при содействии своего покровителя, редактора „Гражданина“ князя Мещерского, „поднять большой шум“. Другому приятелю Мануйлов сообщил, что причиной обыска послужили неблагоприятные сведения о нем, Мануйлове, полученные в Департаменте полиции от некоего Персица из Лондона, сообщающего будто бы, что он „соблазняет“ департаментских чиновников заняться разоблачениями а ля Бакай.

Многие лица из общества, знакомые с закулисной стороной деятельности Мануйлова, выражают удивление по поводу обыска у него по мотивам политического характера, что несомненно доставит ему возможность поднять свое реноме, совершенно за последние годы павшее, тогда как была возможность и даже необходимость производства у Мануйлова обыска в порядке уголовном, за его разного рода неблаговидные и шантажные делишки. Об изложенном считаю долгом донести».

Вести об обыске у Мануйлова взволновали и французскую тайную полицию - Sûrété générale. Заведовавший нашей заграничной агентурой А. А. Красильников «лично» и «совершенно доверительно» доносил директору Департамента полиции:

«Имею честь доложить вашему превосходительству, что, по полученным совершенно конфиденциально сведениям, парижская Sûrété générale крайне озабочена имеющимися у нее указаниями на сношения Мануйлова с Бурцевым. Получив известие об обыске, произведенном у Мануйлова, Sûrété générale опасается, не продал ли он уже Бурцеву некоторые документы, относящиеся к русско-японской войне и сообщенные ему французской Sûrété générale. {145}