Окаянь
Шрифт:
— Мне просто показалось…
— Крестись, когда кажется! — оборвал её Зотагин. Не хватало ещё поплакаться ей в жилетку! И так когтистые кошки с души не слезают! Размером с тигра.
— Т-и-и-хо в лесу… — вдруг пропела рация. — Где все? Отзовитесь!
— На дороге, где и были. А ты чего в лес забежал? Медвежью болезнь подхватил? — тут же ответили ему.
— Интересно, а тот злобный зверепуга ещё здесь? — со смешком донеслось из динамика. — Который пешедрал всем нам обещал?
— Пока не слышно. Видно, дали успокоительное.
— Такого успокоишь!
— Хватит засорять
— Ещё один командир выискался!
— Зачем ты так! Правильно говорит человек. У него, может, за всех нас голова болит.
— Пусть что-нибудь холодное на лоб приложит. От головной боли.
— Монтировку, например! — предложил кто-то. — Она холодная.
— Ага, — поддержали его. — И с размаху!
— Да пошёл ты… Умник!
— Я еду!
— Вот и езжай! По навигатору!
— Дорожная Ведьма – Лешаку! — послышался из рации женский голос. — Это твой рыдван я вижу на встречке?
— На месте Лешака я бы за рыдван обиделся!
— Ей можно. Это же Ведьма! — ответили неизвестному заступнику.
Дорожную Ведьму, а в миру Марию Власьевну, на трассе знали все. И водители, и инспекторы ДПС, и наниматели. Ещё бы: дама за рулем седла – явление редкое. Дальнобойщики сначала относились к ней снисходительно, но в конце концов признали ровней. Наниматели тоже грузом не притесняли. Что касается инспекторов, то те воспринимали женщину на дальняке по-разному. От восторженного “во даёт девка!” до полупрезрительного “баба за рулём, что обезьяна с гранатой”. Последнее, правда, за глаза. Острая на язык Власьевна могла так припечатать словом, что даже сослуживцы потом долго подтрунивали над получившим отповедь.
По покатому капоту и аэродинамическим крыльям идущей навстречу машины Зотагин опознал «Мак» Марии.
— Я тебя тоже вижу! — ответил он. — Как дела?
— Как обычно. Кручусь в меру сил. Поболтаем? Без лишних ушей?
— Ну вот! — вклинился кто-то в разговор. — Мало нам было того придурка, теперь и нечистая сила что-то замышляет!
— Зря ты так. Про нечистую силу. Эти свои, — добродушно возразили ему.
— Ты Каргу проезжал? Рассказывай, что там случилось, — потребовала Мария, когда их машины остановились кабина к кабине. — А то странно как-то. В эфире грозят карами небесными, а по новостям молчок, будто ничего и не произошло. Привет, подруга! — кивнула она Веронике.
Мария Власьевна была хрупкой остролицей женщиной с коротко остриженными волосами соломенного цвета. На вид, далеко за тридцать. Глядя на неё, не сразу верилось, что она легко справляется со своим железным монстром.
— Авария, — сказал Зотагин. — Три машины. Одну при мне из оврага вытаскивали. Краном.
— В командировку там кого-то отправили. За горизонт. Причем, из наших больших друзей. Не зря они забегали, — добавила Вероника.
— Серьезно? — удивилась Мария. — А подробнее можно?
— Можно, — пожала плечами Вероника.
Зотагин не ожидал, что там, возле Карги, его попутчица заметит столько мелочей. В том числе высокий класс разбитых машин и пробоины в кузове. Глазастая. И расписала так, будто сама при всём присутствовала.
— Ничего себе! — покачала головой Мария. —
— Кто-то в войнушку решил поиграть. А у меня из-за них весь график кувырком летит, — пожаловался Зотагин.
— Нагонишь… А вообще, завидую я вам, мужикам! — неожиданно рассмеялась Дорожная Ведьма. — Идёте вы по трассе, а по обочинам вон какие умницы-красавицы рядами стоят! И хоть бы один красавец для меня среди них попался! Того и гляди, придется старичка в радужные цвета перекрашивать, — похлопала она по рулю. — Ладно. Удачи!
Машины разъехались. Каждая в свою сторону.
Лес то прижимался к обочинам дороги, то отбегал ради кочковатого болотца или поляны с тронутой ночными морозами жухлой травой. Иногда машину ощутимо потряхивало на выбоинах, образованных временем и дождями.
— Что не так? —нарушила затянувшееся молчание Вероника.
— Умница-красавица, значит…— криво усмехнулся Зотагин.
— А что, дурой быть надо? Кривой и горбатой? Ну, извини, если не оправдала ожиданий. У меня, между прочим, высшее образование. Педагогическое.
— Чего тогда на дорогу вышла? Со своим высшим образованием?
— Тебя не спросила!
— Учительница, значит. Это хорошо. Общий язык с тётей Паной найдете.
— С кем? — насторожилась Вероника.
— С Прасковьей Яковлевной. Она тоже учительница. Была учительницей, — уточнил он, — В школе, в Заманихе. Заночуем у неё.
Уже смеркалось, когда они подъехали к Заманихе. Над дальними сопками бледными лучами таял закат. На фоне заката лениво вращали крыльями три ветряка. Местная электростанция. Казалось, их широкие лопасти с каждым взмахом стирают остатки дня. В небе все ярче проступали звезды.
На околице, сразу после деревянного моста через речонку с тем же названием, что и посёлок, памятником прошлому стоял вертолёт. Большой. Транспортный. Когда-то прилетел сюда, да так и остался. Зачем прилетел и почему остался, сейчас уже никто не помнил. На его сером боку ещё можно было рассмотреть трехцветный флаг и надпись «МЧС России». Стойка правого шасси подломилась, и вертолёт завалился на бок, приподняв чернеющий провалами блистер. Стекла из него давно вынули для хозяйственных нужд. Рядом валялась отломанная хвостовая балка. Винта на ней не было. Не было лопастей и на главном роторе. Возле вертолёта, несмотря на поздний час, играла детвора. Увидев, въезжающий в посёлок тягач, они замахали ему руками. Зотагин просигналил в ответ. Вероника с интересом смотрела по сторонам.
Заманиха была большим посёлком, привольно раскинувшимся среди широкого лога. Улицы терялись в зелени садов. На дальнем конце золотистой искоркой провожал день купол местного храма. На въезде с тракта было около двадцати крепких дворов, расположенных вдоль заросшей травой улицы с глубоко вбитыми колеями от колес. Избы были просторными, по четыре-пять окон на фасад. И сами избы, и надворные постройки были основательно срублены из толстого кедрового кругляка. Такая изба века простоит и ничего ей не сделается. Глухие дощатые заборы густо оплёл дикий виноград. В палисадниках под окнами росли мальвы. В большинстве домов окна уже светились.