«Окаянные дни» Ивана Бунина

Капчинский Олег Иванович

«Сохраняйте порядок. Преследуйте воров, мародеров, бандитов и всех вообще, чем-либо нарушающих порядок и спокойствие мирных граждан…

Вторжение кого бы то ни было в чужой двор или жилище без согласия на то хозяина карается смертью как за бандитизм. Все обыски, аресты и реквизиции без надлежащего мандата пресекать на месте силой оружия…

Временно, до назначения постоянного коменданта, комендантом Одессы и его (так в тексте. – О. К.) окрестностей, нач. штаба 1-й бригады Заднепровской Сов. дивизии тов. Тютюнника (речь идет о бывшем заместителе командира Ударного петлюровского куреня 28-летнем Юрии Иосифовиче Тютюннике, с начала 1919 года служившем у Григорьева. – O. K.), а его помощником – тов. Сербина. Под комендантское управление занять здание штаба Одесского военного округа» [89] .

89

Маргулиес

В. Указ. соч. С. 47–49.

Однако тем, кто, по выражению Бунина, «громил» месяц тому назад белых добровольцев, находясь в подполье, тоже было весьма непросто с непокорным атаманом. Уже в ближайшие дни Григорьев стал нарушать многие пункты своего собственного первого приказа. Приставленные к нему комиссары Ратин и Шафранский покинули атамана за невозможностью хоть как-то контролировать его деятельность (и не только с политической точки зрения).

Елена Соколовская в уже цитировавшихся воспоминаниях писала:

«…Затем история с Григорьевым. Он в Одессу вступил 6 апреля с большой помпой, встретили его торжественно. Был пленум Совета, были речи. Но в дальнейшем его отношение к нам оказалось странным. Вечером оказалось, что его войско распоряжается в наших пакгаузах, тащит все, что там есть, – шелка, сигары, табак. Нам нельзя было справиться с этим грабежом своими силами, и мы обратились к Григорьеву, а он заявил, что ничего сделать не может, потому что: как же так, его дядьки воевали-воевали, а теперь ничего не получат? Оказалось, что он, проходя по селам, распространял прокламации, чтобы „дядьки“ брали своих жен и детей и айда в Одессу. Он говорил, что в Одессе так много всего, что им хватит и с их женами, и с их семьями. Затем он хотел идти на Румынию, но тут побоялся, как бы его „дядьки“ не провалили бы.

Дело было так, что мы в первый момент могли бы арестовать Григорьева, потому что знали, что когда он вступил в Елисаветград, то его части устроили там еврейский погром… Но в это время к нам приехали Антонов-Овсеенко и тов. Подвойский (В. А. Антонов-Овсеенко и Н. И. Подвойский в указанное время занимали посты соответственно командующего Украинским фронтом и Наркомвоена Украины. – O. K.). Приехали они затем, чтобы главным образом Григорьева прибрать к рукам. Мы предупреждали Антонова-Овсеенко и о войске Григорьева, и о методах командования, и о Тютюннике. Но Антонов-Овсеенко все-таки поехал к Григорьеву. Он не доехал до него, потому что на одной из станций было получено извещение, что Григорьев отходит от советской власти.

В это время Григорьевым была выпущена его знаменитая прокламация, которая начиналась словами: „Народ украинский – народ замученный“. Григорьев заявил, что он начинает с этого момента воевать против советской власти. Это началось в Елисаветграде.

С Григорьевым мы начали воевать, и против него выступил Жгенти (грузинский большевик с 1903 года Тенгиз Жгенти был военкомом Елизаветграда, а затем замгубвоенкома Одессы. – O. K.). Это был один из критических моментов, когда григорьевское войско двинулось на Одессу против нас. Это было в конце апреля или в начале мая. Григорьев был близко от Одессы, положение было тяжелое…» [90] .

90

Соколовская Е. Указ. соч. С. 370–371.

5(18) мая Бунин записал:

«Только тем и живем, что тайком собираем и передаем друг другу вести. Для нас главный притон этой контрразведки на Херсонской улице, у Щ. Туда приносят сообщения, получаемые Бупом (бюро украинской печати). Вчера в Бупе будто бы была шифрованная телеграмма: „…Григорьев окружает Одессу, издал „Универсал“, которым признает советы, но такие, чтобы „те, что распяли Христа, давали не более четырех процентов“. Сообщение с Киевом будто бы совершенно прервано, так как мужики, тысячами идущие за лозунгами Григорьева, на десятки верст разрушают железную дорогу. Плохо верю в их „идейность“. Вероятно, впоследствии это будет рассматриваться как „борьба народа с большевиками“ и ставиться на один уровень с добровольчеством. Ужасно. Конечно, коммунизм, социализм для мужиков, как для коровы седло, приводит их в бешенство. А все-таки дело заключается больше всего в „воровском шатании“, столь излюбленном Русью с незапамятных времен, в охоте к разбойничьей вольной жизни, которой снова охвачены теперь сотни тысяч отбившихся, отвыкших от дому, от работы и всячески развращенных людей» [91] .

91

Бунин И. А. Указ. соч. С. 87–88.

«Губернский исполнительный комитет, – вспоминала Соколовская, – обсуждал создавшееся положение… Было настроение вести войну до конца. Затем начались некоторые колебания. Один товарищ выступил и заявил, что мы должны на время замаскироваться и передать власть эсерам (левым. – O. K.), пусть они правят пока, а мы уйдем в подполье до тех пор, пока не подойдут подкрепления из Москвы (! – O. K.). Тогда Жгенти заявил, что мы могли бы выдержать, но наши войска слабы, а григорьевские войска дерутся как сумасшедшие, потому что они всегда дерутся под самогоном, и предложил дать нашим войскам спирту (из слов этого уроженца региона виноделия выходило, что победит тот, кто окажется „под большим градусом“?! – O. K.). Ни то,

ни другое предложение не прошло. С Григорьевым мы все же справились» [92] . Под «мы», естественно, следовало понимать части Красной армии, а не только и не столько одесские власти.

92

Соколовская Е. Указ. соч. С. 371.

Упомянутая Соколовской прокламация, получившая название «Универсал», фактическим автором которой, по всей видимости, являлся Тютюнник, провозглашала «Власть Советов народа Украины без большевиков». Кроме того, в нем устанавливались процентные нормы для национальностей, входивших в состав Советов, соответствующие их численности на Украине (80% – для украинцев [естественно, русские не выделялись, все восточнославянское население бывшей Малороссии именовалось украинцами], для евреев – 5%, для остальных – 15%) [93] . Восстание охватило Николаевщину, Херсонщину и Екатеринославщину. Были захвачены Умань, Кременчуг, Черкассы и даже на 3 дня Екатеринослав. И практически везде оно сопровождалось многочисленными грабежами, погромами и массовыми убийствами, преимущественно евреев.

93

Зинько Ф. З. Одесситами не рождаются. Книга вторая. С. 294.

После объявления 10 мая советским командованием Украины Григорьева вне закона против него были брошены многочисленные воинские силы под руководством Павла Дыбенко, Климента Ворошилова, Александра Пархоменко. При этом 2 июня 1919 года Антонов-Овсеенко отбил телеграмму Ленину и Троцкому, в которой говорилось, что «Ворошилов терпит на своем оперативном участке большие неудачи, исправленные успехами других командующих» [94] . Только к концу мая общими силами удалось разгромить основные силы Григорьева. Нечего и говорить, что одни одесситы своими силами против восставших ничего бы сделать не смогли.

94

Там же. С. 297.

Григорьев с остатками своей армии летом 1919 года попытался соединиться с частями Нестора Махно. Однако союз двух «батек» продолжался недолго. 27 июля на крестьянском сходе в селе Сентово вблизи Александрии, организованном Махно, один из его командиров, Алексей Чубенко, предъявил присутствовавшему там же Григорьеву связь с белогвардейцами, ограбление крестьян-бедняков, еврейские погромы и, наконец, более частное обвинение: расстрел двух махновцев. Последний пытался все отрицать, но потом, поняв, к чему идет дело, выхватил маузер. Однако Чубенко был явно готов к такому повороту событий, и выстрел из его пистолета опередил григорьевский, отправив «атамана Херсонщины и Таврии» в мир иной [95] .

95

Савченко В. А. Авантюристы Гражданской войны. С. 125.

Юрко Тютюнник еще за две недели до гибели своего атамана с большой группой бойцов вернулся к Петлюре, которым был произведен в генерал-хорунжии, получил командование несколькими дивизиями армии Украинской народной республики. Тютюнниковские части в начале 1920-х годов совершали опустошительные рейды по красным тылам на Украине, сопровождавшиеся колоссальной резней и погромами. В 1923 году, вновь оказавшись на советской территории, Тютюнник сдался властям и затем был амнистирован специальным постановлением Всеукраинского ЦИКа, что было весьма выгодно в условиях начавшейся в республике «украинизации». В 1920-е годы он преподавал в харьковской «Школе червонных старшин», писал киносценарии, в том числе для Александра Довженко, и даже сыграл самого себя в фильме «ПКП». Однако в 1929 году ГПУ Украины Тютюнник вновь был арестован, а в следующем году расстрелян.

«„День мирного восстания“ уже начался, грабеж уже идет»

Весной 1919 года Одесса переживала серьезный экономический кризис. В городе не хватало продовольствия, керосина, мыла, городская казна была пуста. Откуда новой власти было взять средства на его, хотя бы частичное, преодоление? В соответствии с ее установками для советских руководителей города и губернии ответ был ясен: у имущих классов.

27 апреля Владимир Маргулиес записал, что днем раньше на бирже состоялось собрание мелкой и средней буржуазии, заседавшей по секциям. На нем выступил секретарь исполкома Фельдман, который заявил:

«Много я говорить не намерен. Если вы ждете страшных слов, то ошибаетесь, если же вы ждете страшных действий, то не ошибаетесь. Мы считаем вас врагами сов. власти, но полагаем, что и врагов надо предупреждать… Вы оттягиваете внесение возложенной на вас контрибуции, и мы считаем это неуважением к советской власти. Завтра вам будет дан предельный срок; если к определенной минуте деньги не будут внесены, то мы всех вас арестуем… и будем держать до тех пор, пока деньги не будут внесены… Если аресты не помогут, то нас не смутят и расстрелы, как не смутили они вас, когда расстреливали рабочих». После Фельдмана выступил представитель комендатуры, заявив, что «если понадобится военная сила, чтобы принудить буржуазию вернуть награбленные ею деньги, то готовая сила есть, она ждет лишь сигнала» [96] .

96

Маргулиес В. Указ. соч. С. 105.